Вахш!.. ― свирепый свой разлив
с могуществом его соединив.
В волнах, о Вахш, твоих, о Вахш, темно ―
клинки, осыпанные жемчугами,
во тьме потока падают на дно
и вверх идут, поблескивая сами.
Ты назван диким, диким потому,
что пеной белой смешиваешь тьму!
Вода стадами грузными идет,
и тишина, и только водяные
ревут стада, да камень в камень бьет,
и изгнаны все звуки остальные.
Нет тишины у Вахша, даже той,
что прячется в прибежище укрытом ―
у человека с громкой пустотой
под самым сердцем, горьким и разбитым.
Нет тишины у Вахша, ― рвут с плеча
одежду волны и, начав смеяться,
друг другу на плечи слетают, хохоча,
и их хребты от хохота змеятся.
Так, детище безумия и льда,
крича, идет широкая вода.
То, как ребенок, долго завопит,
то, будто бы поспешно и неловко
удавленник, ухваченный веревкой,
давясь слюной и страхом, захрипит.
Когда, жильцы нахмуренной долины,
воды черпнуть приходят бедняки,
Вахш рвет из рук их тяжкие кувшины
и тут же разбивает на куски
А разойдясь, селения зорит,
моргающие тушит фонари,
схватив кишлак, несет его в ладонях,
играет, как двухмесячным мальцом,
и медлит тот в волнах перед концом,
о берег бьется, крутится и тонет
Так Вахш течет. В косых его глазах
проносятся безумие и страх
Так Вахш течет. В глазах его несытых
веселье, возмущение и гнев
Так Вахш течет. И, только присмирев,
вдруг смутно вспоминает об обидах
Но почему до этих пор не сыт
Гневится чем гордец холодноглазый,
никем не укрощенный и разу
не взнузданный, чьих не простит обид?
Века прошли, но влаги ураган
в век данью не расплачивался с ханом
и пенный запрокинутый султан
ни пред одним не наклонял султаном
И ни один златокоронный шах,
ни жены шаха с золотом в ушах,
ни торгаши, ни путник караванный
не овладели этой окаянной
седой водой владетельной реки.
И если находились смельчаки,
он им шутя выламывал ключицы
и относил теченьем
(1934)