Далека Россия, далека,
И пяти недель как не бывало.
Но при мне остались три дружка,
Чтобы я не слишком тосковала.
Был проспект Петровский весь в огнях
Желтых листьев. И они шуршали.
Комната… Портреты на стенах,
А на ширме веера и шали.
И была одна из лучших встреч,
Но ее словами не обрамить,
Суждено до смерти мне беречь
Медвежонка, данного на память.
Вылитый в пузырчатом стекле,
Зеленее, чем лесная хвоя,
Он сидит на письменном столе,
Коротая вечера со мною.
И прижился к нам второй дружок,
Но не для забав, не для потехи,
А на счастье маленький божок
В вологодском вырезан орехе.
Гладила его зимой пурга,
Стал он как из белого коралла.
Этот добрый гений очага
Мне подарен девушкой с Урала.
Третий мой товарищ ― та свирель,
Что извечно спутница поэта.
Из каких она пришла земель?
Что в нее, черешневую, впето?
Пел Шевченко, пели кобзари,
Наклонялись ивы над прудами.
Ты гори, заря моя, гори,
Проходи вишневыми садами,
Говори со мною, говори
Соловьиным голосом свирели…
В этот час ночные фонари
Над Невой еще вчера горели…
В этот час проспект Петровский тих,
Снег лежит коврами белой пены,
Но цепочкой след шагов моих
Прямо к Дому ветеранов сцены.
От ворот направо ― поворот,
И тропинка вытоптана змейкой.
Там лежит в земле который год
Та, что называлась Чародейкой.
А над ней к концу крадется век,
В северных цветах, во льду хрустальном…
Савина! Шесть букв. Три слога… / Снег
Занавесом реет театральным…
Реет снег в окне пустом моем,
Шелестя, баюкая и бредя.
Пой, моя свирель! Споем вдвоем
Песню для стеклянного медведя:
― «Жил да был…» / И я жила-была…
Память не бледнее, не короче.
Там на белый город ночь легла.
Там постель моя готова к Ночи.
1969