Пред величавостью той поступи времен,
Что ныне слышится над каждой жизнью малой,
И дружества привет с душевностью бывалой
Наитьем Пушкина волшебно осенен.
Признаюсь, оттого еще милее он
Душе растроганной. Недужный и усталый,
Невольно медлил я ― и знаю: запоздалый
Мой голос глух и слаб, как отдаленный звон.
Но что поделаешь? Моя старушка-муза
И непосильного всё не страшится груза;
А тут ― над детскою мурой и чепухой ―
Я слышу во дворе (отнюдь не наважденье!)
Не без иронии себе предупрежденье:
«Вородя! У тебя аэлопран прохой!»
15.XII.1949
Москва
Что ныне слышится над каждой жизнью малой,
И дружества привет с душевностью бывалой
Наитьем Пушкина волшебно осенен.
Признаюсь, оттого еще милее он
Душе растроганной. Недужный и усталый,
Невольно медлил я ― и знаю: запоздалый
Мой голос глух и слаб, как отдаленный звон.
Но что поделаешь? Моя старушка-муза
И непосильного всё не страшится груза;
А тут ― над детскою мурой и чепухой ―
Я слышу во дворе (отнюдь не наважденье!)
Не без иронии себе предупрежденье:
«Вородя! У тебя аэлопран прохой!»
15.XII.1949
Москва
