Разговор с эпиграфом
Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский
Владимир Владимирович,/ разрешите представиться!
Я занимаюсь биологией стиха.
Есть роли/ более пьедестальные,
но кому-то надо за истопника…
У нас, поэтов, дел по горло,
кто занят садом, кто содокладом.
Другие, как страусы,/ прячут головы,
отсюда смотрят и мыслят задом.
Среди идиотств, суеты, наветов
поэт одиозен, порой смешон ―
пока не требует поэта
к священной жертве/ Стадион!
И когда мы выходим на стадионы в Томске
или на рижские Лужники,
Вас понимающие потомки
тянутся к завтрашним/ сквозь стихи.
Колоссальнейшая эпоха!
Ходят на поэзию, как в душ Шарко.
Даже герои поэмы «Плохо!»
требуют сложить о них «Хорошо!».
Вам вгрызались в ляжки жаровы.
Всё расставлено уже,
а что до Жарова ― то жаль его ―
Вы на [э] «М», а он на «Ж» [э].
Вы ушли,/ понимаемы процентов на десять.
Оставались Асеев и Пастернак.
Но мы не уйдем―/ как бы кто ни надеялся! ―
мы будем драться за молодняк.
Как я тоскую о поэтическом сыне
класса «Ан» и 707[семьсот седьмого] — «Боинга»…
Мы научили/ свистать/ пол-России.
Дай одного/ соловья-разбойника!..
И когда этот случай счастливый представится,
отобью телеграммку, обкусав заусенцы:
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ/ РАЗРЕШИТЕ ПРЕСТАВИТЬСЯ ―
ВОЗНЕСЕНСКИЙ
1973