Рыбак Боков варит суп
Богу ― Богово,
А Бокову―/ Боково…
Он хохочет оглушительно.
На снегу горят ножи.
И как два огнетушителя
наши красные носы!
В полушубке, как бульдозер,
Боков в бурную струю
валит дьявольскими дозами
рыбин, судьбы, чешую.
Церкви, луковки, картошка,
ух ― в уху!
Головешками галоши
расплясались на снегу.
Пляшет чан по-половецки.
Солнце красной половешкой.
Боков бешен как шаман.
И бормочет: «Ах, шарман…»
(Он кого-то укокошил.
Говорят, он давит кошек.
Ловит женщин до утра,
нижет их на вертела.)
Пустяки ― всё сплетни, байки,
когда, взявши балалайку,
синеок, как образа,
заглядится в облака
и частушка улетая
точно тучка/ золотая
унесет меня как дым
к алым туфелькам твоим
как консерваторской палочкой
ты грозишься резвым пальчиком
«Милый ― скажешь―/ прилечу…»
Чу!..
1961