В эмигрантском ресторане
«Сволочь?» дымен, точно войлок.
«Сволочь?» бел, как альбинос.
Мою водку дует «сволочь».
«Сволочь?» чавкает блином.
(Ресторанчик «Русский мишенька».
Говорили: не ходи.
В кадушке,/ будто нищенка,
Березка в бигуди…
А за стойкой, как на ветке,
угощают парочек.
В них вонзились табуретки,
как булавки в бабочек!)
Враг мой? «сволочь?» отщепенец?
Задыхаясь, пивом пенясь,
что ты пялишься в упор?!
«Сволочь?» я не прокурор!
Двадцать лет сидят напротив.
Как экран, лицом горят.
Отступающие бродят.
И конвои в лагерях ―
«немецких, английских, северо —
потом южноамериканских, вы/ понимаете,/ Вознесенский?!..»
Посреди Вселенных сшибленных,
на маховиках судьбы
блещут лунными подшипниками
эти лагерные лбы.
«Нас крутили, молотили
стража, ливни, этажи…
Миллионы холодильников ―
Ни души!..»
Ужас водкой дышит около:
«Вознесенский, вы откель?»
Он окает,/ как охает.
О’кей!
За окошком марсианочки,
так их мать…
А Окою осиянною
ходит окунь ― не поймать,
и торжественная тишь.
Тсс`!..
И серебряно-черны
от ночной травы штаны…
«Роса там у нас, трава там у вас по колено.
Вознесенский, вы понимаете?»
Из щетин его испитых,
из трясины страшных век,
как пытаемый из пыток,
вырывался синий свет ―
продирался человек!
По лицу леса шумели,
шли дожди, пасли телят,
вырывалось из туннеля,
что он страшно потерял.
И отвесно над щекою
плыли отсветы берез,
плыли страшно и щекотно.
И не слизывал он слез.
И раздвинув рестораны,
Возле грязного стола,
словно Суд,/ светло и прямо,
Ма ― ма! ―
стала страшная страна,
брови светлые свела.
Шляпки дам, как накомарники,
наркоманки кофий жрут…
«Майкл Орлов, лабай Камаринского!»
Жуть…
«Ма ― ма!» ― стон над рестораном
под гармошки и тамтамы ―
«Ма ― а…»
Были Миши, Маши, Мани ―
стали Майклы, Марианны.
«Ма ― а…»
Они где-то в Магадане
наземь падают ночами,
прогрызаются зубами ―
к маме.
Рты измаранных, измаянных
сквозь стенанья пилорамы ―
«Ма ― а…»
А один из Джезказгана,
как теленок из тумана:
«Ма ― а ― а…»
… Гасят. Мы одни остались,
лишь в углу мерцает старец,
как отшельник Аввакум.
Он сосет рахат-лукум.
«Сволочь» очи подымает.
Человек к дверям шагает.
Встал. / Идет. / Не обернется.
Не вернется.
1962