Земледелец грубо мне сказал во сне:
«На тебя работать надоело мне!
Спину разогну я… В холодок и в зной
Сам ты походи-ка за моей сохой!»
И портной, взбесившись, отказался шить:
«Я хочу на воле барином пожить!»
Каменщик туда же ― этакий нахал ―
Молоток бросает: «Кончено, устал!»
Злобою кипела вся душа моя,
Позабытый всеми, горько плакал я.
Голый и голодный, в пустоте блуждал,
Бога, небо, землю, солнце проклинал!
Вдруг глаза открыл я: верить или нет?
Утренний в окошко пробивался свет.
Всюду труд великий бодро закипал:
Земледелец сонный мне поля пахал,
Фабрики дымились, и рабочий люд,
Грязный и голодный, начинал свой труд…
От восторга плача, солнышку смеясь,
Я на ложе мягком нежился в тот час.
Розовые грезы улыбались мне…
И забыл я думать об ужасном сне!
Октябрь 1880
«На тебя работать надоело мне!
Спину разогну я… В холодок и в зной
Сам ты походи-ка за моей сохой!»
И портной, взбесившись, отказался шить:
«Я хочу на воле барином пожить!»
Каменщик туда же ― этакий нахал ―
Молоток бросает: «Кончено, устал!»
Злобою кипела вся душа моя,
Позабытый всеми, горько плакал я.
Голый и голодный, в пустоте блуждал,
Бога, небо, землю, солнце проклинал!
Вдруг глаза открыл я: верить или нет?
Утренний в окошко пробивался свет.
Всюду труд великий бодро закипал:
Земледелец сонный мне поля пахал,
Фабрики дымились, и рабочий люд,
Грязный и голодный, начинал свой труд…
От восторга плача, солнышку смеясь,
Я на ложе мягком нежился в тот час.
Розовые грезы улыбались мне…
И забыл я думать об ужасном сне!
Октябрь 1880
