(Петру Лавровичу Лаврову)
В изгнаньи своем сиротеющий гений,
Ты часто нам снишься, учитель родной»
В тяжелые годы измен и сомнений
Один не поникший могучей душой!
Какие столпы вкруг тебя упадали,
Какие герои бросали свой щит,
Какие картины стыда и печали
Твое наболевшее сердце хранит!
Но бодро, ты светоч держал идеала,
И путь наш, окутанный в холод и мрак,
Твоя величавая мысль озаряла,
Учений твоих благородных маяк.
В залитую кровью борьбу роковую
Мы, гордость свою, не пускали тебя,
Но все возлюбившие землю родную
Твоими детьми признавали себя.
И сколько отважных, бойцов без упрека,
В слезах проводил ты, как нежная мать,
В тот путь неизвестный, далеко-далеко…
И многих ли принял в объятья опять?
Как старое дерево, ветви теряя,
Стоишь ты недвижно, титан-инвалид,
Последний из славных, о ком, помышляя,
Душа молодая восторгом дрожит!
В темницах отчизны, на солнце чужбины,
Над Леной, под злым акатуйским ярмом
Нам светят твои дорогие седины
Надежды и веры отрадным лучом!
1893
Акатуй
В изгнаньи своем сиротеющий гений,
Ты часто нам снишься, учитель родной»
В тяжелые годы измен и сомнений
Один не поникший могучей душой!
Какие столпы вкруг тебя упадали,
Какие герои бросали свой щит,
Какие картины стыда и печали
Твое наболевшее сердце хранит!
Но бодро, ты светоч держал идеала,
И путь наш, окутанный в холод и мрак,
Твоя величавая мысль озаряла,
Учений твоих благородных маяк.
В залитую кровью борьбу роковую
Мы, гордость свою, не пускали тебя,
Но все возлюбившие землю родную
Твоими детьми признавали себя.
И сколько отважных, бойцов без упрека,
В слезах проводил ты, как нежная мать,
В тот путь неизвестный, далеко-далеко…
И многих ли принял в объятья опять?
Как старое дерево, ветви теряя,
Стоишь ты недвижно, титан-инвалид,
Последний из славных, о ком, помышляя,
Душа молодая восторгом дрожит!
В темницах отчизны, на солнце чужбины,
Над Леной, под злым акатуйским ярмом
Нам светят твои дорогие седины
Надежды и веры отрадным лучом!
1893
Акатуй
