ЖУРАВЛИ
(Фантазия)
В осенний грустный день, подернутый туманом,
Над Вечным городом, державным великаном,
Тонувшим в зелени причудливой садов.
Над лентой пестрою блистающих дворцов,
Где потом был людским омочен камень каждый,
Над грязью нищеты приниженной, ― однажды
Станица журавлей на дальний юг неслась.
В заветный, чудный край с решимостью стремясь,
Они, спокойные, необозримой цепью
Красиво выстроясь, с вождями впереди,
Медлительно плыли раздольной, вольной степью…
В заветный чудный край! Отважны их вожди,
Бестрепетны сердца, могучи, быстры крылья!
Но трудный ждет их путь, великие усилья
И жертвы без конца… Жестокою рукой
Их будет человек губить без сожаленья,
Рассеет ураган не раз во тьме ночной,
И много смельчаков, в часы изнеможенья,
Поглотит океан в пучине роковой!
И, точно клятвою пред небом и землей ―
Со славой пасть, не изменив решенья,
Вдруг криком радостным ответил брату брат.
И этот гордый клич свободы непродажной,
Могучий зов борьбы великой и отважной
Над оргией людской раздался как набат!
Проник он, словно царь, не ведая запрета,
И в нищенский подвал, и в душный каземат,
К фабричному станку, кровати лазарета,
И в зал сверкающий апостольских палат.
Смущен веселый пир… Замолкли мандолины…
Бледнеет рой гостей: то ― буйной черни крик!..
И подле колеса безжалостной машины
Звук тот же услыхал измученный старик.
Он поднял голову, усталый и сердитый,
Но миг ― и просветлел, любуется в окно…
И что-то вспыхнуло в груди его разбитой,
Давно забытое, умершее давно!
Один, в глухой тюрьме и на соломе голой
В то время узник угасал.
Из дикой прихоти людского произвола
Он дружеской руки с отрадой не сжимал.
И, чу! он слышит клич, куда-то клич призывный…
И лед отчаянья растаял, точно воск:
Он весь затрепетал; какой-то мыслью дивной
Вдруг загорелся вновь похолодевший мозг!..
И смерть уже крылом чела его касалась,
А скованный язык: «Вперед, друзья!» шептал,
И полумертвою рукой еще, казалось,
Кого-то он благословлял.
1886