ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО
1.
Здесь яблоком играют дети
И ветер дует на песок,
Проходит вечер, как столетье ―
Неповторимый и высокий.
Не болтовня соседских ставень,
Не кашель семечек в тени: ―
Пустое тело дым оставит
И этот вечер осени.
Ребята лезут на сеновал,
Дымок табачный из-под крыши,
А поглядишь нечайно выше: ―
Курится осенью синева,
Преданье красок и теней
Осталось плотнику на память.
В те дни изнемогало пламя
На светлом золоте ветвей,
В те дни жена брала детей,
А сочинитель брал перо,
И плотник ждал себе гостей,
И широко смеялся рот
Над синим пламенем реторты,
И булькал в кране самогон.
Любовь совсем другого сорта
Испытывал к соседям он.
Здесь душных стружек по ночам
Дыханье тлело у плеча,
Когда, тугой сжимая мускул
(Он перекатывался под кожей),
Трещала от натуги блуза,
На что мой плотник был похож ―
Большой, как август, день.
В его косматой бороде
Стружки, облака и тень,
Мы дни проводим на воде,
Мы забираем в лодку удочки
И ждём у берега удачи.
Но суждено прожить иначе,
И вот тогда свершилось ЧУДО.
2.
Была у Лейзера Рахиль,
Большие бочки и селёдки,
В разбитых банках синь и пыль.
Здесь продолжался день короткий
Быстрее пламени свечи,
Которую зажгли в субботу.
Я полюбил твой длинный вечер,
Твою весёлую работу.
Моя угрюмая Рахиль,
Фасоль протягивает губы.
Бывает же такая быль,
Что сердце нехотя полюбит.
Его не завернёшь в бумагу
И не развесишь по фунтам,
И только бродишь вечерами
По дивному архипелагу.
Архипелаг ― страна мечты,
Лежит на дворике бакалеи,
На досках плотника, где тлеют
И осыпаются листы.
3.
На север пролетает стая,
На юг уходят берега,
А там уже теплынь такая,
Такая медленная нега,
Что диким приступом цветов
Как будто захлестнули травы,
Пленён у моря зверолов.
Водой наполнены следы,
Закат печалится у воды,
Темнеют снасти и берега,
Чуть-чуть покачивается лодка,
В овраге сушь, и день короткий
Ложится тенью на снега.
Мир остывает в тёмных травах,
Вдыхая тёплую отраву,
В морошке тает синий лёд.
Невольно сочинитель врёт!
Или поёт преданье тени,
Что снилась мастеру на полотне,
Или преданье праздной лени,
Или о золотом вине.
Но что ты скажешь о Рахили?
Что значат пыльные бутыли,
Бельё и бочки на дворе,
И запах сельди и олеи?
― Любовь родилась в сентябре
В ларьках советской бакалеи!
4.
Бывает чудо: скакуны
Спешат на юг, гремят телеги,
Весёлые боятся пули.
Сады изведали набеги
И воробьёв, и пехотинцев,
Война железные гостинцы
Готовит для своих детей.
За утро. Пыль дорог, и грохот
Тяжёлых пушек, и вестей
Разноречивые преданья.
Какая выпадет им кость?
Кому в пустых полях свиданье
С весёлой гостьей довелось?
Проходит гостья жёлтым садом
И метит красные вагоны,
Закуришь трубку ― гостья рядом: ―
Он задыхается в агонии!
Закроет Лейзер магазин,
У Лейзера уходит сын,
А у меня уходит плотник,
Он чистит бережно приклад,
Он поведёт к победам сотню
Весёлых песен и ребят.
Моя угрюмая Рахиль,
Фасоль протягивает губы.
Бывает же такая быль,
Что сердце нехотя полюбит,
Что убегают скакуны,
Что слышен тяжкий топ пехоты,
Что в тихом свете моей страны
Насторожились пулемёты.
5.
Едва забудешь о войне: ―
Окоп и чёрная землица… ―
Что светит нам в твоей стране,
Где тени облаков и птицы,
Где кружит над лощиной день,
Где облако бросает тень,
Где в синеву бегут дороги.
Вот вспыхнет за оврагом дым,
Взлетает облаком тугим,
Крутясь, подымет смерч железный.
― Глядишь: разбитая в щепы
Уже телега бесполезна.
Другие всадники летят,
И, пригибаясь за пехотой,
Качнувшись, падает солдат!
Свинцовые курятся соты,
У переправы командир
Глядит в бинокль на холм соседний,
Кружком в бинокле синева.
Фигуры чёрные намедни
Заняли вышки. / Дальний холм
Дрожит за бешеным огнём.
Белогвардейцы плотным строем
Ведут атаку у моста…
Посмотришь ― небо голубое,
Какая тишь и высота!
Моя угрюмая Рахиль,
Что светит мне в твоей стране?
Зачем столбом взлетает пыль,
Зачем на мирном скакуне
Дозорный, пригибая травы,
Летит?.. / Здесь осень и холмы.
Какой ещё любви и славы? ―
Лежи безмолвно до зимы,
Раскинув руки. / Не беда,
Что не опишешь на бумаге,
Как в золотом архипелаге
Угасли тени навсегда.
Темнеет к вечеру вода.
Окт. 1924