Пришли, увели, расстреляли,
Зарыли в покинутом рву.
А мы-то прошли и не знали,
Кто мял здесь глухую траву.
Не знали, что юность и глина
И слезы ― одно для лопат.
Все было ― как сон: карабины,
Погоны и лица солдат.
Далеко во рву затерялся
Отрывистый треск и дымок.
Так долго звенел и трепался
Над ямой степной ветерок.
А мы-то здесь праздником вешним
Прошли и не знали… В логу
Так пусто! Сияли черешни
С припека в кудрявом снегу.
И надпись так страстно-забыто
Зияла нам:«… месяц… и год…
Усните…» ― а мы-то? а мы-то?
Ругались от дел и забот!
1926―1927
Зарыли в покинутом рву.
А мы-то прошли и не знали,
Кто мял здесь глухую траву.
Не знали, что юность и глина
И слезы ― одно для лопат.
Все было ― как сон: карабины,
Погоны и лица солдат.
Далеко во рву затерялся
Отрывистый треск и дымок.
Так долго звенел и трепался
Над ямой степной ветерок.
А мы-то здесь праздником вешним
Прошли и не знали… В логу
Так пусто! Сияли черешни
С припека в кудрявом снегу.
И надпись так страстно-забыто
Зияла нам:«… месяц… и год…
Усните…» ― а мы-то? а мы-то?
Ругались от дел и забот!
1926―1927