УЛЬЯНОВСКАЯ ВОЛОСТЬ
Гляжу ― и строчки чуть дрожат,
В снегах синеют смутно тени…
Средь иллюстраций белый сад,
У черной яблони ступени.
За кровлю серую гляжу ―
Его ли родина солома?
В старинных окнах в темноту
Огни приветливого дома.
Она теперь уже не та ―
Та кровля, что его встречала,
Но домовито теплота
Не сходит с робкого журнала.
Уже семейной стариной
Нам с ней приходится встречаться,
И сходит порох боевой
Вот с этих милых иллюстраций.
Но вдруг нахлынет на меня
Такая боль… еще… немного ―
Пахнут огни ― и в даль звеня
Пошла Симбирская дорога.
Курчавый пар и дух избы,
Глухая мгла у серых зданий,
И полосатые столбы,
И бубенцы воспоминаний…
И вновь как будто замела
Слепая вьюга сад у бани.
И вновь у сонного села
В снегах проходят каторжане.
И песня русская пахнёт
И стынет где-то долго, долго…
Чье имя плавно назовет
Своею широтою Волга.
И этой ширью позовет,
Откинув снеговую полость, ―
Теплом огней пахнет, и вот
Зовут Ульяновскою волость.
Твое всосал ли молоко?
Иль ты, Россия, очень близко?
Но потянуло широко
Дымком от снежного Симбирска.
И я навек его приму,
Его сады, снега и лунность.
Прошла в пороховом дыму
Усыновленная им юность.
И вот теперь ― не потому ль
Все рвет любить, не разбираться, ―
К следам уже забытых пуль,
К отцу убитому прижаться.
Пропеть, как стыли купола,
Дымил мороз. Трещало пламя…
Как все вокруг его тепла
К Москве придвинулось снегами.
1929