Мухалатка, за гостеприимный приют,
Хоть я и явился к тебе непрошенным
Постояльцем с поклажей на грузовике,
И жил с шоферами возле гаража,
Любуясь, как машины, горячие от бега,
Принимали из шланга душ Шарко,
Смывая едкую известковую пыль
И смазываясь сытно жирным тавотом, ―
Парадный натертый замшей «ройс»,
Серый с колчаковского фронта «кадиллак»,
Игрушечный «форд» и тяжеловоз «амо».
Застоявшиеся в душной конюшне лошади, ―
Никому не позволяющий себя обскакать
Старый командирский конь Мишка,
Стройный Араб и пугливый Мальчик, ―
Встречали меня приветливым ржаньем
И теплыми гуттаперчевыми губами мягко
Брали из моих рук куски хлеба.
По целым дням, голый, как полинезиец,
Я лежал и бродил на припеке у моря,
Отдыхая в прохладном каменном гроте.
И до сих пор по ночам ушные раковины
Гудят отдаленным эхом прибоя,
А на зубах холодком саднит оскомина
От чауша, у которого каждая виноградина ―
Модель бочонка со сладким вином.
Пусть бронзу солнечных ванн из тела
Выпарит лыжным свитером мороз.
Нет! Не прощай, а только до свиданья, море!
Мне шумом дождей о тебе напомнят
Воздушные опреснители облаков,
Быть может, твою накачавшие воду.
Но зато там, в городе, резче слышен
Неумолчный грохот людской стихии,
Чей октябрьский шторм и через десять лет
Захлестывает гигантской волной буруна
Ступени у ленинского мавзолея…
Кто знает ― каких великих событий
Еще участник и зритель я буду,
И на берег какой новой жизни
Выбросит меня гневная зыбь!
1927