Как утопающий, и страх, и жалость
Внушая, вдалеке одна скала
То с головою в волны погружалась,
То, в пене вынырнув, опять плыла.
Обман ли зренья, иль самовнушенье, ―
Но мне казалось ― это Одиссей
Плывет обломком кораблекрушенья,
Один оставшись из команды всей.
Всю ночь во тьме, в могильной зыби роясь
И с мыса брошенный от фонаря
Спасательный неуловимый пояс
Хватая, будет он, как буй, нырять
И чудом наконец достигнув суши,
Шатаясь, выйдет на берег пловец,
И солнце соль в царапинах осушит
И водорослей йод на голове.
Забывши шторм полночный, на припеке
Выпариваясь в утреннем тепле,
Он погрузится сразу в сон глубокий,
Расправив мышцы узловатых плеч.
И вот золотосмуглая такая
У подсиненного волной белья
Стоит среди купальщиц Навзикая,
Сошедшая из горнего жилья.
1927
Внушая, вдалеке одна скала
То с головою в волны погружалась,
То, в пене вынырнув, опять плыла.
Обман ли зренья, иль самовнушенье, ―
Но мне казалось ― это Одиссей
Плывет обломком кораблекрушенья,
Один оставшись из команды всей.
Всю ночь во тьме, в могильной зыби роясь
И с мыса брошенный от фонаря
Спасательный неуловимый пояс
Хватая, будет он, как буй, нырять
И чудом наконец достигнув суши,
Шатаясь, выйдет на берег пловец,
И солнце соль в царапинах осушит
И водорослей йод на голове.
Забывши шторм полночный, на припеке
Выпариваясь в утреннем тепле,
Он погрузится сразу в сон глубокий,
Расправив мышцы узловатых плеч.
И вот золотосмуглая такая
У подсиненного волной белья
Стоит среди купальщиц Навзикая,
Сошедшая из горнего жилья.
1927
