Мамы и папы, бабушки и дедушки до сих пор читают малышам рассказы о похождениях Дениски и его друзей, и сами вновь чуть-чуть погружаются в бесхитростный мир детства. С чем связана популярность книги Драгунского у нескольких поколений юных и взрослых читателей? #92днялета
Феномен популярности «Денискиных рассказов» (первое издание — 1959 год) связан не только с «раскрученностью бренда», истоки которой можно найти в программе для внеклассного чтения еще советских школ. Настоящая причина — на поверхности: объяснить ребёнку, что такое хорошо, а что такое плохо, сможет только другой ребёнок — его ровесник, одноклассник, соседский мальчишка.
В детской литературе таких удачных примеров диалога повествователя с читателем сегодня явно не хватает, а интернет вряд ли способен быть последовательным в своем «воспитании». С 2012 года «Денискины рассказы» включены в список Министерства культуры «100 книг для школьников», несмотря на то, что с конца 50-х годов прошлого века реалии изменились, и не всегда к лучшему.
Но не изменились сами дети, их самовосприятие и … самовоспитание. От взрослых ждать нечего — и давайте разберёмся, почему.
Денискин квест
Повествование от первого лица в художественном произведении всегда использовалось в русской и мировой литературе для непосредственной передачи идей читателю. Контаминация различных форм повествования (как, например, у Достоевского или Набокова) — это задача с условным вопросом в предлагаемых автором обстоятельствах и её решение в реальных или приближенных к реальным условиям.
И у Драгунского, на первый взгляд, всё просто: герой (Дениска), находясь в различных ситуациях («условия задачи» от автора), пытается их объяснить и понять со своей, то есть детской, точки зрения. Только в случае, если ему это не удается сделать в предлагаемых обстоятельствах, появляется «бог из машины»: приходит на помощь отец («Двадцать лет под кроватью») или мама («Запах неба и махорочки») и выручает сына из придуманной или реальной беды:
«И тут она довольно громко завопила:
— Режут!
Вот какое вранье! Кто ее режет? И за что? И чем? Разве можно по ночам кричать неправду? Поэтому я решил, что пора кончать это дело, и раз она все равно не спит, мне надо вылезать.
И все подо мной загремело, особенно корыто, ведь я в темноте не вижу. Грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова:
— Грабаул! Караулят!
<…>
Ефросинья Петровна пищит, а я совсем онемел от страха, а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь!
— Эй, Дениска! Выходи сейчас же! Ефросинья Петровна! Отдайте Дениску, за ним его папа пришел!..». («Двадцать лет под кроватью»).
Безусловный мир
К чести автора «Денискиных рассказов» приёмом deus ex machina он пользовался нечасто. Настоящий, непридуманный детский мир без-условен, то есть в нём пока не существует однозначно заданных представлений и понятий о добре и зле, жизни и смерти. В детской системе координат есть только понятия «правда-ложь» («честно-нечестно») и «живое-неживое» («настоящее-ненастоящее») — и это понятия одного ряда. Дети могут привирать, фантазировать, даже выкидывать из окна манную кашу, но на самом деле они очень чувствительны ко всякого рода лжи («Одна капля убивает лошадь», «Старый мореход») и противоестественности взрослых со «старушечьими голосами» («…И чего не люблю»).
«А я ждал. Я хотел ее дождаться. Я ждал до самого обеда. Во время обеда папа опять сказал, как будто между прочим:— Так идешь на Чистые? Давай решай, а то мы с мамой пойдем в кино!
Я сказал:
— Я подожду. Ведь я обещал ей подождать. Не может она не прийти.
Но она не пришла…». («Старый мореход»).
В рассказе «Он живой и светится» маленький светлячок «лучше любого самосвала на свете», а в «Красном шарике в синем небе» Дениска решает раз навсегда, что «когда живое кричит, то интересней, чем радио».
Взрослый мир, пытающийся диктовать свою волю («Ничего изменить нельзя»), воспринимается малышами как бездарный театр, где скучные куклы пытаются сыграть как по нотам сто раз уже виденную пьесу. Пьесу, которой уже не веришь, так как она тоже ненастоящая. Детям легче поверить, что человек погиб, чем солгал:
«— Дурак я, дурак, — сказал Ванька. — Не вернется он никогда, этот тип, и велосипед не вернется. И ценная собака такс тоже!
И больше Ванька не сказал ни слова. Он, наверно, не хотел, чтобы я думал про страшное. Но я все равно про это думал.
Ведь на Садовой такое движение… » («На Садовой большое движение»).
Воспитание чувств
В рассказе «Друг детства» Дениска никак не может решиться «превратить» своего «друга детства» — плюшевого Мишку — в боксёрскую грушу: это бы означало, что детство закончилось, а значит, и закончился мир, который создал ты сам. А становиться частью мира, придуманного взрослыми, где есть боль, ложь и смерть — всё равно что бить ни за что ни про что старого друга, по сути — себя самого.
Все эти отдалённые, смутные представления о настоящем мире ещё не испорчены различными дефинициями, но настолько точны, что словами это не смог бы выразить даже сам Дениска, только опосредованно, действиями. И к этим действиям взрослым тоже стоит присмотреться и, возможно, понять что-то важное для себя:
«И вдруг Аленка говорит:
— Хочешь поносить?
И протянула мне ниточку. Я взял. И сразу как взял, так услышал, что шарик тоненько-тоненько потянул за ниточку! Ему, наверно, хотелось улететь. Тогда я немножко отпустил ниточку и опять услышал, как он настойчиво так потягивается из рук, как будто очень просится улететь. И мне вдруг стало его как-то жалко, что вот он может летать, а я его держу на привязи, и я взял и выпустил его. И шарик сначала даже не отлетел от меня, как будто не поверил, а потом почувствовал, что это вправду, и сразу рванулся и взлетел выше фонаря». («Красный шарик в синем небе»).
Именно так смог присмотреться и понять Денискин папа в «Девочке на шаре», где Драгунский мастерски использовал приём остранения, чтобы проникнуть в хрупкий мир нарождающихся и ещё неясных герою чувств через непонятные звуки, запахи, цвета, о чём, вступая во взрослую жизнь, забываешь:
«Он крепко держал меня за руку. Когда мы вышли на улицу Горького, он сказал:
— Зайдем в кафе-мороженое. Смутузим по две порции, а?
Я сказал:
— Не хочется что-то, папа.
— Там подают воду, называется «Кахетинская». Нигде в мире не пил лучшей воды.
Я сказал:
— Не хочется, папа.
Он не стал меня уговаривать. Он прибавил шагу и крепко сжал мою руку. Мне стало даже больно. Он шел очень быстро, и я еле-еле поспевал за ним. Отчего он шел так быстро? Почему он не разговаривал со мной? Мне захотелось на него взглянуть. Я поднял голову. У него было очень серьезное и грустное лицо». («Девочка на шаре»).
Но вернуться в этот мир, мир детства и свежести, хоть ненадолго, можно, если перечитать «Денискины рассказы». Потому что они настоящие. В них есть живые чувства и живой светлячок…
Learnoff в: Одноклассниках, ВКонтакте, Telegram, ЯндексДзен, Наш сайт
Чудесные рассказы, с хорошим юмором, и без часто присущего подобной литературе взрослого морализаторства.
Поэтому до сих пор и читаются, что морали нет)
чудесный язык и чудесные и илююстрации!
«живые и светятся!»
Интересно.
Писал ли автор со слова какого-нибудь домашнего Дениски, или черпал из своих воспоминаний?)
Любил «Денискины рассказы» в детстве. Позже читал дочери — пожалуй, из советской литературы лучше всех зашли именно они…