Почему Толстой открестился от «Войны и мира»?

Пожалуй, чуть ли не единственное, о чём большинство людей вспоминает, если речь заходит о «Войне и мире» — этот роман очень объёмный. Его объём стал притчей во языцех, и когда кто-то хочет с уважением или иронией подчеркнуть чьи-то титанические усилия по созданию какого-то другого, возможно, не менее великого произведения, то говорит: «ну вот, накатал „Войну и мир”». 

Не потому ли и сам автор этого эпического полотна очень быстро в нём разочаровался и предпочитал вообще о нём не упоминать, а если и упоминать то с большой долей пренебрежения и даже с откровенной неприязнью? 

Толстой работал над «Войной и миром» в течение 6 лет — с 1863 по 1869 годы, а разрабатывать тему о герое, будущем декабристе, «возвращающимся с семейством в Россию», начала ещё в 1856 году. Публикация романа началась в 1865 году в журнале «Русский вестник», а первое полное издание вышло в 1868 — 1869 годах. 

Мы напомнили об этих датах неслучайно. Уже в начале января 1871 года Толстой отправил Афанасию Фету письмо, в котором с воодушевлением сообщал, что занялся изучением древнегреческого:

Я ничего не пишу, а только учусь. <…> Невероятно и ни на что не похоже, но я прочел Ксенофонта и теперь à livre ouvert («без словаря» — прим.) читаю его. Для Гомера же нужен только лексикон и немного напряжения.

Далее Толстой пишет:

Жду с нетерпением случая показать кому-нибудь этот фокус. Но как я счастлив, что на меня Бог наслал эту дурь. Во-первых, я наслаждаюсь, во-вторых, убедился, что из всего истинно прекрасного и простого прекрасного, что произвело слово человеческое, я до сих пор ничего не знал, как и все (исключая профессоров, которые, хоть и знают, не понимают), в-третьих, тому, что я не пишу и писать дребедени многословной, вроде «Войны», я больше никогда не стану. И виноват и, ей-Богу, никогда не буду». 

Вот это был действительно «фокус». Тем более что всего через 2 года Толстой начал работу над очередным «многословным» трудом — «Анной Карениной», замысел которой появился у него еще в начале 1870 года, то есть за год до письма Фету.

С годами отношение писателя к «Войне и миру» оставалось неизменным. 14 декабря 1908 года он записал в своём дневнике:

Как я особенно счастлив. Если меня и ненавидят, не зная меня, многие, как много людей не по заслугам любят меня. Люди, которые по своим quasi-религиозным взглядам, которые я разрушаю, должны бы были ненавидеть, любят меня за те пустяки — «Война и мир» и т. п., которые им кажутся очень важными.

И, наконец:

«Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной». Толстой ответил: «Это все равно, что к Эдисону кто-нибудь пришел и сказал бы: «Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку». Я приписываю значение совсем другим своим книгам (религиозным!)». (Гусев Н. Н. «Два года с Л.Н. Толстым», М., 1973).

В противовес этих саркастичных замечаний часто приводят выдержку из бесед с японским писателем и философом Токутоми Рока, который гостил в Ясной Поляне в 1906 году:

Мы стали говорить о произведениях Толстого. «Какое свое произведение вы любите больше всего?» Подумав, Толстой ответил: «Роман «Война и мир». «Это, наверное, потому, что в основу взята подлинная история России?» Конечно. И все-таки там есть слишком уж патриотичные места». (Токутоми Рока «Пять дней в Ясной поляне», глава «События одного дня»).

Однако это утверждение вырвано из контекста. Толстой был последователен в своих убеждениях. Дочитаем главу до конца:

Мы уже вышли из рощицы, прошли лес и вышли на тропинку, ведущую к дому, когда наша беседа переключилась на европейских писателей. Толстой неожиданно остановился и заговорил: «Вы тоже писатель. Послушайте мои слова. Не говорите того, о чем вы можете не сказать. — Он взял палку, начертил на земле круг, провел по направлению к кругу две-три лучеобразные линии и продолжал: — В каждой истине можно найти точку. Вы посмотрите на человека с одной стороны, затем с другой. Если у вас есть наблюдения, еще не открытые никем, если есть своя точка зрения — хорошо, если нет — тогда лучше молчите. Иначе, что бы вы ни говорили, о чем бы вы ни писали — будете ростом с самого себя. — И Толстой руками изобразил карлика. — Свет, может быть, и будет вас хвалить, но истине это не принесет никакой пользы. Говоря так, — добавил он, — я имею в виду самого себя. Меня хвалили за мои старые произведения, но теперь я вижу, что это только клочки бумаги. Я верю, что мои теперешние религиозные, философские и общественные труды не совсем бесполезны». (Там же).

Что же занимало мысли позднего Толстого и в чём истинный смысл «толстовства», за которое великому писателю не попенял только ленивый? Непротивление злу насилием? Опрощение? Воздержание? Физический труд? Это всё внешние атрибуты, суть же — в любви к ближнему, без чего невозможно самосовершенствование. И любовь эта должна быть бескорыстна. 

28 октября 1895 года Толстой записывает в дневнике: 

Жить остается на коротке, а сказать страшно хочется так много: Хочется сказать и про то, во что мы можем, должны, не можем не верить, и про жестокость обмана, кот[орому] подвергают сами себя люди — обман экономич[еский], политический, религиозный, и про соблазн одурения себя — вино, и считающегося столь невинным табака, и про и брак, и про воспитанье. И про ужасы самодержавия. Всё назрело и хочется сказать. Так что некогда выделывать те художественные глупости, к[оторые] я начал было дела[тъ] в Воскресении. Но сейчас спросил себя: а что, могу ли я писать, зная, что никто не прочтет, и почувствовал как бы разочарованье, но только на время почувствовал, что могу: значит была доля славолюбия, но есть и главное — потребность перед Богом.

Какие же глупости имел в виду Толстой, и почему он решил с ними покончить? Например, пространное рассуждение о переменах, случившихся с Нехлюдовым после встречи с Катюшей, когда можно было бы ограничиться всего лишь констатацией факта и не играть словами:

Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д. Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он добрый или умный, а про другого, что он злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно. Люди как реки: вода во всех одинакая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одни, иногда другие и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь все между тем одним и самим собою. У некоторых людей эти перемены бывают особенно резки. И к таким людям принадлежал Нехлюдов. Перемены эти происходили в нем и от физических и от духовных причин. И такая перемена произошла в нем теперь. То чувство торжественности и радости обновления, которое он испытывал после суда и после первого свидания с Катюшей, прошло совершенно и заменилось после последнего свидания страхом, даже отвращением к ней. Он решил, что не оставит ее, не изменит своего решения жениться на ней, если только она захочет этого; но это было ему тяжело и мучительно. (Л. Н. Толстой «Воскресение», Часть I, Глава LIX). 

По мысли Толстого, что толку в самопожертвовании, если оно проистекает из гордыни и «славолюбия», а не из потребности перед Богом, то есть не из человеколюбия. И уже во второй части романа он высказывается об этом предельно кратко: 

«В этом всё, — думал Нехлюдов. — Если можно признать, что что бы то ни было важнее чувства человеколюбия, хоть на один час и хоть в каком-нибудь одном, исключительном случае, то нет преступления, которое нельзя бы было совершать над людьми, не считая себя виноватым». (Л. Н. Толстой «Воскресение», Часть 2, Глава XL).

Человеколюбие таким образом — это не слова, быстро перерастающие в многословие, а служение людям, в котором единственно и состоит смысл человеческой жизни. Это подтверждается и дневниковой записью Толстого от 3 декабря 1908 года, за несколько дней до того, как он вновь назвал «Войну и мир» и т. п. «пустяками»: 

Как еще я далек от чуть-чуть порядочного, как плох. Сейчас пишу это и спрашиваю себя: и это пишу я не для тех, кто будет читать этот дневник? Пожалуй, отчасти. Да, работать надо над собой — теперь, в 80 лет, делать то самое, что я делал с особенной энергией, когда мне было 14, 15 лет: совершенствоваться; только с той разницей, что тогда идеалы совершенства были другие: и мускулы, и вообще то, что нужно для успеха среди людей. Ах, если бы приучиться всю, всю энергию класть на служение богу, на приближение к нему. А приближение к нему невозможно без служения людям.

И напоследок — ответ Толстого на письмо Н. А. Самсонова из Омска от 24 февраля 1908 года. Самсонов выражал сочувствие религиозно-философским взглядам Толстого и неодобрительно отзывался об его художественных произведениях, которые он бы «сжег с величайшим удовольствием». «Война и мир» — это «бредни», «Анну Каренину» не стал читать, потому что «претило». С прискорбием он узнал, что «высокообразованные» люди готовятся устроить 80-летний юбилей Толстого «с адресами, венками, объедением и прочей мерзостью». На конверте помета Толстого: «Прекрасное письмо. Отвечать». И ответил:

Получил ваше письмо. Оно доставило мне одну из лучших радостей в моей жизни, радость духовного единения с душою другого человека, единения полного, так как но письму вашему я вижу, что то, что дорого и близко мне, то дорого одинаково и вам. Совершенно согласен и разделяю ваш взгляд на мои художественные произведения и еще более на предстоящее мне тяжелое испытание того юбилея, который мне готовится. Всё возможное готов бы был сделать, чтобы избежать этого. Есть китайская пословица, которая говорит: «Тот, кто меня бранит за глаза, боится меня; кто же хвалит меня в глаза, тот меня презирает». Это глубоко справедливо. Но если люди затеяли это, как мне сказать им, что такое письмо, как ваше, для меня служит гораздо более ценной и важной наградой, чем всевозможные неискренние глупости, которые они будут делать Бог знает для чего. <…> Очень рад общению с вами. Пишите мне. Напишите о себе, как вы живете, что вас интересует, что занимает, всё мне будет очень интересно. Прощайте, желаю вам всего лучшего и очень рад буду получить от вас еще письмо.

Больше Самсонов Толстому не писал.

Learnoff в: Одноклассниках, ВКонтакте, Telegram, ЯндексДзен, Наш сайт