Трудно говорить о своих привычках. Тут либо хорошо, либо ничего. Решили (пока) остановиться на «ничего». И снова поговорить о великих. #92днялета 

Гениальные умы следуют порой странной логике. Выбирая нестандартную обстановку, принимая неудобные позы и следуя сомнительным привычкам, писатели создают великие творения, способные поражать ничуть не меньше, чем эксцентричное поведение их авторов. 

Холодное любопытство Диккенса

Страсть Чарльза Диккенса к посещениям моргов вполне соответствовала его творениям, в которых была бездна юмора и бездна ужаса, а проблеск надежды часто соседствовал с саморазрушением. Прибыв в новый город, писатель первым делом шёл в местные морги, называя охватывавшее его чувство «притягательностью отвратительного»:

«Когда я в Париже, какая-то неведомая сила тащит меня в морг. Я не хочу идти туда, но все равно иду».

Впрочем, в XIX веке посещение морга было обычным делом, как сегодня — поход в кино. Утомлённые разнообразием «живых» развлечений парижане, жаждущие «ужастиков на сладкое», сами были не прочь поглазеть на самоубийц и утопленников, выловленных из Сены.

Но интерес Диккенса к мёртвым телам всё-таки выходил за рамки обычного любопытства. Он мог провести в морге и Рождество, и Новый год, изучая трупы с огнестрельными и ножевыми ранами.

В родной Британии писатель тоже «не скучал», помогая констеблям вылавливать утопленников.

Яблочко на блюдечке Агаты Кристи

Агата Кристи черпала вдохновение в яблоках и мытье посуды. Сцены убийства нередко возникали в воображении писательницы во время мытья очередной тарелки, а развить сюжет помогали яблоки, которые она поедала в огромных количествах.

Писать мастер детектива могла в любой обстановке, одно время в её доме даже не было рабочего стола. Но это не помешало ей стать известной и успешной. Черчилль как-то заметил:

«Эта женщина заработала на преступлениях больше, чем любая другая, исключая Лукрецию Борджиа».

Гнилая сердцевина Шиллера

Яблоки были неотъемлемой частью творческого процесса ещё одного творца — Фридриха Шиллера. Однако, в отличие от Агаты Кристи, немецкий поэт-романтик предпочитал подгнившие плоды.

Странные запасы издающих тошнотворный запах гнилых фруктов обнаружил Гёте. Однажды он зашёл к Фридриху в гости, но не застав того на месте, решил дождаться приятеля в кабинете. «Аромат» вызвал у Гёте приступ головокружения и тошноты, но, к изумлению гостя, домочадцы не торопились выбрасывать гнилые фрукты, которыми был набит один из ящиков письменного стола автора «Разбойников». Пришедшему вскоре Шиллеру ничего не оставалось, как подтвердить свои нетипичные обонятельные пристрастия.

На фоне гнилых яблок другие привычки Шиллера уже кажутся менее пугающими. Помимо вдыхания миазмов гниющих плодов поэт, настраиваясь на творческий процесс, завешивал кабинет красными шторами или погружал ноги в тазик с ледяной водой, чтобы «взбодриться».

Писатели-рекордсмены

Привычка не странная, но похвальная. Айзек Азимов мог написать законченное произведение за 70 часов, работая в течение нескольких дней с 6 утра до 22 вечера. Стивен Кинг пишет по 10 страниц в день, невзирая на обстоятельства. Рэй Бредбери советовал своим студентам писать хотя бы по 4 страницы в день: пусть многое исчезнет в правках, но суть останется. 

Эрнест Хэмингуэй сразу задал себе норму — 500 слов в день. Он старался работать с утра, в тишине, прохладе и на трезвую голову. Своё увлечение спиртным писатель оставлял на другие часы. Этим, он, кстати, отличался от Уильяма Фолкнера, который предпочитал работать с похмелья. 

Стаканчик Фолкнера

«Слышали о людях, которые пьют на работе? Фолкнер — из таких. Он пьёт, когда пишет; я даже могу указать на странице место, где он опрокинул первую рюмку». (Эрнест Хемингуэй)

Тягу к возлияниям во время творческого процесса Уильям Фолкнер «позаимствовал» у Шервуда Андерсона. Дело было в период сухого закона, в Новом Орлеане. Фолкнер подрабатывал нелегальной продажей алкоголя, с Андерсоном они любили пропустить стаканчик-другой как заправские бутлегеры.

Застав однажды приятеля за утренней сценой творческого процесса, Фолкнер заметил, насколько плодотворно и увлечённо работает Андерсон на пару с виски. Решив опробовать методику на себе, Фолкнер остался доволен результатом. 

«Хемингуэй создал несколько замечательных вещей. Но его длинные романы — „По ком звонит колокол“ и другие — мне кажется, они ужасны». (Уильям Фолкнер).

Писатели-пограничники

Так же, как и Фолкнер, Владимир Маяковский нередко творил в те моменты, когда находился в состоянии опьянения. Но не алкогольного, а наркотического: поэт увлекался кокаином. Отрывистые, неровные рифмы, рождавшиеся в изменённом состоянии Маяковского, во многом повлияли на уникальный стиль поэта:

«Горсточка звезд,
ори!
Шарахайся испуганно, вечер-инок! Идём!
Раздуем на самок ноздри,
выеденные зубами кокаина!»
(В. В. Маяковский «Война и мир»)

Леонид Андреев также специализировался на пограничных состояниях, только не собственных, а героев своих книг. Удивительно точно описать психопатические состояния персонажей ему удавалось только в ночные часы. Вооружившись чашкой крепкого чая и карамелькой, он расхаживал по комнате и диктовал тексты супруге или секретарю, аккуратно фиксировавшим движения мысли писателя. 

Лакомка Крылов

Аскетизм Андреева точно бы не оценил баснописец Иван Крылов. Крылов был большим лакомкой, и ничем нельзя было более угодить ему, как хорошим обедом. Но, не обнаружив дома вовремя приготовленного ужина, раздражённый баснописец шёл в погреб, где мог съесть свиной окорок целиком, закусить капустой и запить несколькими кружками кваса.

Сюжеты, мотивы, образы, так или иначе связанные с едой, перекочевали и в творчество: пища духовная и пища телесная стали единым целым.

Большинство басен Крылов писал в ответ на события и происшествия в стране. Его аллегории были абсолютно прозрачны для современников. Но из соображений цензуры Крылов не вступал в открытую полемику с властями.

Например, басня «Кот и Повар» с известной ныне каждому школьнику строчкой «А Васька слушает да ест» — это реакция писателя на нерешительность Барклая-де-Толли, отступавшего летом 1812 года вглубь России, пока Наполеон скорым маршем продвигался по направлению к Москве.

Басня «Демьянова уха» появилась сразу после заседания литературного общества, где Крылову пришлось выслушать длиннющую нудную пьесу ныне забытого автора. Молниеносно написанное произведение вызвало бурный восторг у членов собрания. Выражение «демьянова уха», означающее чересчур настойчивое угощение, тут же стало крылатым.

Часть сюжетов для басен Крылов заимствовал у Эзопа и Лафонтена. Но «в народ» ушло именно меткое слово русского писателя. Выражение «Хоть видит око, да зуб неймет», принадлежащее Крылову, переложившего античную басню «Лисица и Виноград», уже в середине XIX в. было включено в сборники русских пословиц.

Карточки Набокова

Вернёмся к творческому процессу почти в классическом понимании. Владимир Набоков записывал отрывки будущего сюжета на библиотечных карточках. Эта привычка появилась у писателя в 1940-е годы, когда он работал научным сотрудником Музея сравнительной зоологии Гарвардского университета и преподавателем, проводя много времени в научных библиотеках.

«…Поскольку с первых же шагов перед моими глазами стоит удивительно ясное видение всего романа, карточки особенно удобны – они позволяют не следовать за порядком глав, а заниматься отрывком, относящимся к любому месту, или заполнять пробелы между уже написанными кусками». (Владимир Набоков, из интервью Альфреду Аппелю, 1966).

Все карточки в нужном порядке писатель складывали в коробку из-под обуви, именно так и выглядят рукописи его романов. На роман «Ада» у  Набокова ушло примерно 2 000 карточек.

Learnoff в: Одноклассниках, ВКонтакте, Telegram, Наш сайт