Черемуха трехдневная
Три дня тебе, красавица моя!
Не оскудел твой благородный холод.
С утра Ольга Ивановна приходит: ―
Ты угоришь! Ты выйдешь из ума!
Вождь белокурый странных дум, три дня
твои я исповедовала бредни.
Пора очнуться. Уж звонят к обедне.
Нефёдов нынче снова у меня.
― Всё так и есть! Душепогубный цвет
смешал тебя! Какой еще Нефёдов?
― Почуевский ученый барин: с вёдром
нас поздравлял как добрый наш сосед.
― Что делает растенье-озорник!
Тут чей-то глаз вмешался, чья-то зависть.
― Мне всё, Ольга Ивановна, казалось, ―
к чему это? ― что дом его сгорит.
Так было жаль улыбчивых усов,
и чесучи по-летнему, и трости.
Как одуванчик ― кружевные гостьи
развеются, всё ветер унесет.
― Уж чай готов. А это, что свело
тебя с ума, я выкину, однако.
И выгоню Нефёдова. ― Не надо.
Всё ― мимолетно. Всё пройдет само.
― Тогда вставай. ― Встаю. Какая глушь
в уме моём, какая лень и лунность.
Я так, Ольга Ивановна, люблю вас,
что поневоле слог мой неуклюж.
Пьем чай. Ольга Ивановна такой
выискивает позы, чтобы глазом
заботливым в мой поврежденный разум
удобней было заглянуть тайком.
Как чай был свеж! Как чудно мёд горчил!
Как я хитра! ― ни чаем и ни мёдом
не отвлеклась от знанья, что Нефёдов
изящно-грузно с дрожек соскочил.
С Нефёдовым мы долго говорим
о просвещенье и, при встрече рюмок,
о мрачных днях Отечества горюем
и вялое правительство браним.
Конечно, о Толстом. Мы, кстати, с ним
весьма соседи: Серпухов и Тула.
Затем, гнушаясь низменностью стула, ―
о будущем, чей свет неодолим.
О, кто-нибудь, спроси меня о том… ―
нет никого! ― мне всё равно! пусть спросит: ―
Про вас всё ясно. Но Нефёдов сродствен
вам почему? Ведь он-то ― здрав умом?
― О, совершенно. Вся его родня
известна здравомыслием, и сам он
сдавал по электричеству экзамен.
Но ― и его черемухе три дня.
Нет никого ― так пусть молчат. Скорей!
Нефёдов милый, это вы сказали,
что прельщены зелеными глазами
Цветаева двух юных дочерей?
Да, зеленью под сильной кручей лба,
как и сказал, он был прельщен. А как же
не быть? Заметно: старшей, музыкантше,
назначена счастливая судьба.
― Я б их привел, но ― зябкая весна
и, кажется, они теперь на водах.
― Они в Нерви. Да и нельзя, Нефёдов,
не надобно: их матушка больна.
Ушел. Ольга Ивановна вошла.
Лишь глянула ― и сразу укорила: ―
Да чем же ты Нефёдова кормила?
Ей-ей, ты не в себе, моя душа.
― Он вам знаком? ― Еще бы не знаком!
Предобрый, благотворный, только ― нервный.
Хвала моей черемухе трехдневной!
Поздравьте нас с ее четвертым днем.
Он начался. Как зелены леса!
Зеленым светом воды полыхнули.
Иль это созерцают полнолунье
двух девочек зеленые глаза?
19 ― 20 мая 1981
Таруса