Прегрешения вольныя и невольныя
Уж сколько раз воспет мной час четвёртый
после полуночи, но почему
потылицы проворною увёрткой
от сна ― пером я белый лист черню?
Я ― скареда словарных одиночеств.
Затылку не прикажешь: оглянись, ―
и сам он зряч. Лоб ― изыскатель новшеств,
в потылице ― хранится архаизм.
Я справочника не внемлю соблазнам:
от простодушной старины устав,
всё, что в родстве с добром или со благом,
он устранил отставкою: «устар.»
Душа спешит озябшею бегуньей
отринуть вздоры, вырваться из них,
в юродивой догадке слабоумной:
какой чужбины ей дерзит язык?
Гнушаясь долгой святочной неделей,
родную речь попрал и поборол
лихой злоуст, кичащийся надменной
и чужеродной кличкой «патриот».
Я не чураюсь вольнодумных правил ―
слов иноземных в гости звать пассаж:
чужак родимый, нелюдимый «паркер»
решает сам, о чём ему писать.
Всё моет мама Маню мылом… эра ―
неряха возрастила и меня.
Как мне грузин собратна «дэда ― эна»:
«иа наргизи» и ― «иа иа».
Это ― нарцисс, это ― фиалка ― вот как
нюх детских зрений учится читать.
Уж пятый час вершит усердный отдых,
резвится, не желает почивать.
Ель осыпает ржавые иголки ―
в чужом углу, не в отчих во снегах.
Передо мной две маленьких иконки
Казанской Божьей Матери стоят.
Чужда я притязаний и повадок ―
коснуться высших таинств напрямик.
Два образка ― на Рождество подарок,
вот я и пригорюнилась при них.
Свеча горит, и теплится лампада.
Смысл созерцанья от меня же скрыт.
Ночь ― сочинитель не сама ль слагала
невнятный стих: то тихий всхлип, то скрип.
Захожий ― не прилежный прихожанин,
твержу слова Рождественских молитв,
с языческим склоняясь обожаньем
пред ёлкою, пред идолом моим.
Дьячка потылком смладу не учёной,
и любо мне, и боязно смотреть,
как светлолик Младенец, обречённый
воскреснуть ― да, но прежде ― умереть.
Помилуй, Неневестная Невесто
мя, отврати измыслия кощунств,
избави от хвалы и от навета ―
искательно, просительно крещусь.
Стихи ― вознагражденье или плата
за все грехи? Суровая кипа
меня чуждалась: пред стеною Плача
молилась я легко, как никогда.
Записку посылая в небывалость
больших небес, о чём пеклась, о ком?
Да всё о Той, чьей речью упиваюсь,
чей обо мне вздохнёт заупокой.
Начав во здравье ночи последенной,
опять стемнился помыслов недуг.
Храм многолюдный, дуб уединенный ―
тревожат, мучат, из ума нейдут.
Початого остерегаюсь года,
не грежу о дальнейших о летах.
Тишь: слышима опавшая иголка
Труд помертвевшей ели ― облетать.
Перечитала неблагополучье
бессвязных строчек ― сразу обо всём.
Дитя ― Зиждитель, Человеколюбче,
пошли мне мирен, безмятежен сон.
Пора свести потылицу с подушкой,
чья вмятина живёт с подушкой врозь.
Как загадала ― при свече потухшей
и впрямь поставить точку довелось.
18 ― 19 января 1999 года