Литания листве
Листвою ли, нагретою невольно,
Иль памятью, открытою едва ―
Ведь нежности по-прежнему довольно ―
Раскинуты спокойные слова.
Не старостью берут у поворота ―
Усталости оставим неспроста
Немилости открытые ворота
И ненависти стылые уста.
Года прошли ― святая канитель!
А сколько их вернётся беспричинно?
На всякий случай звонкая метель
Позванивает ложечками чинно.
Вино я воспевал иль не вино? ―
Не всё равно ли в мире одиноком! ―
Но кажется: забытое давно
Покажется в обличии высоком.
Окажутся ненужными права ―
Не те, что нас, невысказанных, греют,
А те, не удружившие сперва, ―
Да что до них! ― о прошлом не жалеют.
И вот, до дна испив мгновений яд,
С тобою мы беседуем устало,
А это значит: с видимостью в ряд
Безмерное биенье нарастало.
И не устану всюду прославлять
Я эту вольность, честную до края,
Где некуда себя переставлять
И некому отказывать, играя.
Да здравствует и всячески живёт
Пружинистая чуда приземлённость,
Самой неуловимости налёт,
Живой невозмутимости влюблённость.
Не всяк на всё ли открывает глаз,
На вас взирая с важностью тотема?
Язычества невыветренный Спас
Развязывает эту теорему.
Иль нас порой не тянет на Восток
Скуластыми порывами Борея?
И мир жесток, и берег невысок,
И выросли грядою эмпиреи.
Листвою ли, прогретой наобум, ―
Название шумит, не умолкая, ―
И мы земной улавливаем шум,
В безумии шальном не отдыхая.
Заслуженная шепчется стезя
То с крышею, то с чашей, то с черешней,
И выпутаться более нельзя ―
Для странника приют оставлен здешний.
Листвою ли, как смелостью простой, ―
Иль медлит с ней томленья наважденье ―
Повеяло? ― так велено ― постой! ―
Представлены ― ну вот и отчужденье.
На плотных струнах звук заворожён,
Минуй его отважными перстами, ―
Мы тоже не разменивали жён,
Итожили ― недаром возрастали.
Листвою ли, как зрелостью всегда,
Представилось былое ненароком?
Не чаяли вернуться ― но куда?
Не всё равно ли в мире одиноком?
Вино я воспевал иль не вино?
Что было тем единственным когда-то?
Но было или не было дано
Примеривать, как истинное, даты?
Протянешь руку ― след её простыл,
И в воздухе, как вотчине паучьей,
Доступнее невыезженный пыл
Средь сёл, где ограждения да сучья.
Дарительница дали дармовой,
Ну что тебе скажу на это, Гера?
Как дарственную надпись вперебой,
Храни меня сквозь пристальную веру.
Ирана ли отзывчивая синь
Скользит по Украине вечерами,
Сквозящая, куда её ни кинь,
Двоящаяся, бьющаяся в раме.
Да грешным делом катится к ногам
И радуется грусти домотканной, ―
Я видел степь! ― и мне кивал курган ―
Была она невестою желанной,
Надеждою, поющей наверху,
Явившейся неведомо откуда, ―
И с вами я искомое влеку,
Посланцы мотыльковые причуды.
Ещё бы мне не видеть в октябре,
Куда мы, набродившиеся, смотрим,
Покуда не объемлем на заре
Творимое, родившееся морем!
Не с вами ли сдружились мы, костры?
Успели бы ― литания не та ли
Воистину уж выстелит ковры ―
И мы её, впитав, не испытали.
Как будто бы над нами снова стяг есть,
Как будто бы глядят из-под земли
Те розы, что Гафизу были в тягость ―
И ранили, и мучили, и жгли.
1973