Большой культурой обладая,
на фоне призрачной горы
[он? ] мчался во весь дух над льдами
красив лицом, ширококрыл.
Безумноликое дитя эфира,
вдыхал он воздух ледника,
и речь его была дика
для уха нежной дщери мира: ―
Аз есмь гонимый без погони!
Люблю сидеть я в кресле дельты.
Но лишь с тобою мне спокойно,
и потому моя свирель ты.
С людьми не знаю я контакта,
через стекло общаюсь с миром,
и если что скажу не так я,
поправь меня, дитю эфира.
Пойми, я только наблюдаю,
как люди открывают рты.
Тебя ж увидя меж садами,
постиг страданье сироты!..
И после паузы недлинной
она прервала монолог: ―
Ты в душу мне слетел с вершины,
чтоб я твой слышала глагол,
и он вошел в меня иглою
(как хорошо её бы вынуть!)
лежу перед тобою голою
и вся с тоски горю и стыну:
прошу, скорее мне открой,
зачем расстался ты с горой?..
Насупил лоб дитя эфира
и рек, крылом подняв норд-ост: ―
Что мне морей большая стирка
иль разговор полночный звезд!
Я сызмальства любил природу,
её скалы и огороды.
Бывало, что, схватясь за тучу,
я целый век за ней летал,
но это, как и всё, наскучило
еще в младенческих летах.
Я думал, многое возможно,
увы, не понимал пока,
что всё, что есть здесь, в мире Божьем,
живет как будто в зеркалах,
чей быт сближенью недоступен,
и я не мог в него вшагнуть…
Дух замолчал, чело насупив,
и взор вперил в девичью грудь.
― При чем тут я, ― спросила дева,
стыдясь наивности вопроса, ―
и вид у вас какой-то нервный
от дум и вечного сиротства.
Я вас хочу, я вас желаю!
Нехорошо, что так гола я.
Лежу пред вами я и зябну!..
Высокий дух подсел поближе: ―
Я, к сожалению, предвижу,
что вам наскучат наши ямбы,
а я б хотел скалой замшелой
природу вечну созерцать.
Мой Бог, как ты похорошела,
хоть нету на тебе лица!..
И дух, переведя беседу
на Терек сладких междометий,
ей показал, что очень сведущ
в проблемах пола, хоть и жил не этим.
1963
на фоне призрачной горы
[он? ] мчался во весь дух над льдами
красив лицом, ширококрыл.
Безумноликое дитя эфира,
вдыхал он воздух ледника,
и речь его была дика
для уха нежной дщери мира: ―
Аз есмь гонимый без погони!
Люблю сидеть я в кресле дельты.
Но лишь с тобою мне спокойно,
и потому моя свирель ты.
С людьми не знаю я контакта,
через стекло общаюсь с миром,
и если что скажу не так я,
поправь меня, дитю эфира.
Пойми, я только наблюдаю,
как люди открывают рты.
Тебя ж увидя меж садами,
постиг страданье сироты!..
И после паузы недлинной
она прервала монолог: ―
Ты в душу мне слетел с вершины,
чтоб я твой слышала глагол,
и он вошел в меня иглою
(как хорошо её бы вынуть!)
лежу перед тобою голою
и вся с тоски горю и стыну:
прошу, скорее мне открой,
зачем расстался ты с горой?..
Насупил лоб дитя эфира
и рек, крылом подняв норд-ост: ―
Что мне морей большая стирка
иль разговор полночный звезд!
Я сызмальства любил природу,
её скалы и огороды.
Бывало, что, схватясь за тучу,
я целый век за ней летал,
но это, как и всё, наскучило
еще в младенческих летах.
Я думал, многое возможно,
увы, не понимал пока,
что всё, что есть здесь, в мире Божьем,
живет как будто в зеркалах,
чей быт сближенью недоступен,
и я не мог в него вшагнуть…
Дух замолчал, чело насупив,
и взор вперил в девичью грудь.
― При чем тут я, ― спросила дева,
стыдясь наивности вопроса, ―
и вид у вас какой-то нервный
от дум и вечного сиротства.
Я вас хочу, я вас желаю!
Нехорошо, что так гола я.
Лежу пред вами я и зябну!..
Высокий дух подсел поближе: ―
Я, к сожалению, предвижу,
что вам наскучат наши ямбы,
а я б хотел скалой замшелой
природу вечну созерцать.
Мой Бог, как ты похорошела,
хоть нету на тебе лица!..
И дух, переведя беседу
на Терек сладких междометий,
ей показал, что очень сведущ
в проблемах пола, хоть и жил не этим.
1963
