Сквозь форточку ― мороз и ночь.
Смотрю туда, в нору.
А ты, моя жена и дочь,
сидишь, не пряча грудь.
Сидишь в счастливой красоте,
сидишь, как в те века,
когда свободная от тел
была твоя тоска.
Вне всякой плоти, без оков
была твоя печаль,
и ей не надо было слов ―
была сплошная даль.
И в этой утренней дали,
как некий чудный сад,
уже маячили земли
хребты и небеса.
И ты была растворена
в пространстве мировом,
еще не пенилась волна,
и ты была кругом.
[Крылатый зверь тобой дышал]
и [пил тебя в реке],
и ты была так хороша,
когда была никем!
И, видно, с тех еще времен,
еще с печали той,
в тебе остался некий стон
и тело с красотой.
И потому закрыв нору,
иду на свой диван,
где ты сидишь, не пряча грудь
и весь другой дурман.