ЭПИЛОГ
Сегодня/ с дерев срываются листья,
и угол меняет/ земная ось,
и лес/ как шуба становится лисья ―
продут/ и вызолочен насквозь.
И в свисте/ этих порывов грубых,
что мусорный шлейф/ подымают, влача, ―
писатель/ задумывается о шубах
и прочем отребье/ с чужого плеча.
Писательство―/ не искусство наживы,
и зря нашу жизнь/ проверять рублем.
При этом/ всплывут―/ которые лживы,
потонут―/ кто в строчку до слез влюблен…
А впрочем,/ к чему предъявлять обвиненья, ―
нужны организму/ и нервы/ и слизь.
Страна была ― светом,/ они были ― тенью,
а свету без тени/ не обойтись.
Пускай существуют,/ меня не тревожа,
и если/ о них я теперь и пишу, ―
крепка моя сила,/ груба моя кожа, ―
я землю/ для будущего пашу.
Чтоб новая/ радостная эпоха ―
отборным зерном человечьим/ густа ―
была от бурьяна/ и чертополоха
обезопашена/ и чиста.
Чтоб не было в ней/ ни условий,/ ни места
для липких лакеев,/ ханжей/ и лжецов,
для льстивого слова,/ трусливого жеста;
чтоб люди людей―/ узнавали в лицо.
Чтобы Маяковского/ облик веселый
сквозь гущу веков/ продирался всегда…
Им будет―/ я знаю! ―/ Земли новоселы,
какая-то названа/ вами/ звезда.
1936 ― 1939