ЕЩЕ РАЗ
В Москве/ множество глухонемых;
хорошо,/ что немы они,/ а не мы.
Пишу без умалчивания/ и без ханжества,
как мне чувствуется/ и как мне кажется.
Голос―/ будь он не трубная медь
и не касаясь/ поэтовой лиры, ―
ведь/ с голосом трудно/ совсем онеметь,
ходить/ и только жестикулировать?
У глухонемых/ живые глаза;
им, верно, есть что/ порассказать;
жизнеощущение/ не менее нашего,
а вот―/ ходи и в себе все вынашивай.
Слов удивительных/ полон рот
Образов/ и впечатлений/ уйма!
А высказаться―/ язык не берет,
не двигается/ и на полдюйма.
Чтоб не затевать/ бесполезных полемик
тебе говорю,/ молодое племя:
никак нельзя/ человечью речь
во рту оставлять,/ без отделки коснея;.
ее―/ не только/ хранить и беречь, ―
нужно/ уметь обращаться с нею.
Вот почему,/ говоря о форме,
я стою/ на лефистской платформе
и, под давнишнее/ критики ржание,
без формы/ не чувствую содержания.
Как ни расширить/ его границы,
как ни улучшить/ его сорта,
без формы―/ оно не сойдет/ на страницы
из окоченелого рта!