СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ
Камень камню кричит:/ помоги!
Сердце сердцу стучит:/ осторожно!
Теснотой этих тропок стреножено,
горе скачет,/ стуча в три ноги,
Человек, на скале―/ это быль…
Пыль из бурок/ нагайкой не выбьешь.
Как коня ни резви/ и ни мыль,
всё равно его к небу не вздыбишь.
Гром железо кует в небесах,
плети молний секут по вершинам,
по протравленным едко морщинам,
как поток,/ эту жизнь описав.
Человек на скале―/ это быль…
Человек на коне―/ это песня,
это―/ скалы взлетели отвесно,
это―/ ветром взметенная пыль.
Нет, не песни движенье и взлет, ―
это―/ вымершей были восстанье,
это―/ средневековый крестьянин
к небесам свою молодость шлет.
Вот автобус гудит:/ обгони!
Разве скачка/ для сердца лекарство?
Отдышали в лесах кабаны,
землю вынюхав мордой клыкастой.
Бурку вскинув за плечи крылом,
ты напрасно/ коня загоняешь,
ты напрасно/ летишь напролом,
ты размера той силы/ не знаешь.
И Шоферу в кабине нельзя,
неудобно с тобой состязаться, ―
он машину ведет/ тормозя,
он ведь знает,/ что конь твой―/ богатство.
Я губами на облако дуну,
я плечами откинусь на склон,
если люди/ здесь стройны,/ как струны,
только тронь―/ и посыплется звон.
Я тебя умоляю, молю ―
это ж/ пчелы умеют из воска, ―
замени отзвеневший аллюр
на/ крылами плывущую/ плоскость,
чтобы там,/ где бесхвостый шакал
изнывал свою низкую участь,
окна школы лепились у скал,
агрогород поблескивал в туче;
чтоб задача/ была решена,
чтобы губы мои/ не мертвели,
чтоб кололась/ в куски тишина
под гортанным напевом картвели;
чтоб не в горнах/ глухих кустарей
пламенело железо тугое,
чтоб никто/ не успел постареть,
не увидев здесь время другое.
Камень камню кричит:/ помоги!
Сердце сердцу стучит:/ осторожно!
Это время/ душой стереги,
это время/ легко и возможно.
Как скала,/ отколовшись куском,
быль слаба/ в своем весе жестоком.
Только пни ее легким носком ―
и она/ загремит над потоком.
И, к локтям отвернув рукава,
ты берешься за общее дело,
чтоб земля/ под подошвой гудела,
чтоб Кавказу―/ в веках ликовать.
1933 ― 1938