Чета
Мне дорого, что не одна мечта,
А также мысль всегда владеет мною.
Красива эта дружная чета.
Одна бежит взыгравшею волною,
Другая ― как лесной подземный ключ,
Во тьме густой, с целительной водою.
Да, я поэт. И меж певцов ― певуч.
Мне нравится отдаться своеволью.
Люблю скользить на самом крае круч.
Скитаться по зеленому раздолью.
Но также я люблю тяжелый труд,
С его самозамкнутостью и болью.
Легко найти изящный изумруд,
Рубин, сафир ― в лесу, в разбеге поля.
Венок и дети малые плетут.
Для большего нужна иная доля.
Смарагды есть, что пращур отыскал,
Себя к подземным ходам приневоля,
Рубины есть, в которых пламень ал,
Как будто в нем пожар излитой крови.
В них прадед твой векам явил закал
Души, умевшей быть других суровей,
Искать, смотреть и видеть в темноте,
Где видеть глаз умеет только совий.
Над пропастью качаться на черте,
Ведущей в глубь, ― а может, прочь от мира,
Не это ли дорога к красоте,
Небесного среди камней сафира?
Ты, поздний, видя перстень родовой,
Храни его в часы хмельного пира.
Ты, нежная, вся ― лик мечты живой,
С пленительно-лилейными перстами,
Люби себя, люби весь облик свой.
Твои запястья, кольца светят снами,
Которые увидь и счастлив будь.
Но поброди седыми временами,
Вверяясь мысли, знающей свой путь.
Ты видишь, сколько бездн в твоих каменьях?
Поверь, увидишь их когда-нибудь.
Все рождены мы в страхе и мученьях.
Чтоб не были все время страшны мы,
Роняй рубины в скрепу, в древних звеньях.
Но сам умей добыть их в пасти тьмы.
И пусть твой дух, свою лелея волю,
Других светло изводит из тюрьмы.
О, мысль, веди мой плуг тяжелый к полю.
Мечта, пусть будет праздник мне готов,
Когда, хваля мне выпавшую долю,
Сплету себе венок из васильков.
1892―1935?