Он был провидец, даже ― бог.
И сколько кипарисов, сколько тополевых тог…
И в тени той немотствующий призрак,
Что можно мять, хватать: земная плоть, пол мира.
И кудри, кудри ― в землю до небес ―
И сгустком терпкой боли: нет! не весь!
И страхом постигал всё то же тело
И духом отвергал, и, онемелый,
Он шел в нее, входил ― тоской и гневом,
Всей мукою, всем трепетом посева
И звал ― кого? ― и вторил сам себе: Жена!
Развеяв в мире ― дни и ночи ― письмена.
И сколько кипарисов, сколько тополевых тог…
И в тени той немотствующий призрак,
Что можно мять, хватать: земная плоть, пол мира.
И кудри, кудри ― в землю до небес ―
И сгустком терпкой боли: нет! не весь!
И страхом постигал всё то же тело
И духом отвергал, и, онемелый,
Он шел в нее, входил ― тоской и гневом,
Всей мукою, всем трепетом посева
И звал ― кого? ― и вторил сам себе: Жена!
Развеяв в мире ― дни и ночи ― письмена.
