Несколько строк о Крылове
(При воздвигнутом ему памятнике)
Довольно и беглого взгляда:
Воссел ― вы узнали без слов ―
Средь зелени Летнего Сада
Отлитый из бронзы Крылов,
И, видимо, в думе глубок он,
И ― что б то за дума была ―
Подслушать навесился локон
На умную складку чела.
Разогнута книга; страницу
Открыл себе дедушка наш,
И ловко на льва и лисицу
Намечен его карандаш.
У ног баснописца во славе
Рассыпан зверей его мир:
Квартет в его полном составе,
Ворона, добывшая сыр,
И львы и болотные твари,
Петух над жемчужным зерном,
Мартышек лукавые хари,
Барашки с пушистым руном.
Не вся ли тут живность предстала
Металлом себя облила
И группами вкруг пьедестала
К ногам чародея легла?
Вы помните, люди: меж вами
Жил этот мастистый старик,
Правдивых уроков словами
И жизненным смыслом велик.
Как меткий был взгляд его ясен!
Какие вам истины он
Развертывал в образах басен,
На притчи творцом умудрен!
Умел же он истины эти
В такие одежды облечь,
Что разом смекали и дети,
О чем ведет дедушка речь.
Представил он матушке-Руси
Рассказ про гусиных детей,
И слушали глупые гуси ―
Потомки великих гусей.
При басне его о соседе
Сосед на соседа кивал,
А притчу о Мишке-медведе
С улыбкой сам Мишка читал.
Приятно и всем безобидно
Жил дедушка, правду рубя.
Иной… да ведь это же стыдно
Узнать в побасенке себя!
И кто предъявил бы, что колки
Намеки его на волков,
Тот сам напросился бы в волки,
Признался, что сам он таков.
Он создал особое царство,
Где умного деда перо
Карало и злость и коварство,
Венчая святое добро.
То царство звериного рода:
Все лев иль орел его царь,
Какой-нибудь слон воевода,
Плутовка-лиса ― секретарь;
Там жадная щука ― исправник,
А с парой поддельных ушей
Всеобщий знакомец ― наставник,
И набран совет из мышей.
Ведь, кажется, все небылицы:
С котлом так дружится горшок,
И сшитый из старой тряпицы
В великом почете мешок;
Там есть говорящие реки
И в споре с ручьем водопад,
И словно как мы ― человеки ―
Там камни, пруды говорят.
Кажись баснописец усвоил,
Чего в нашем мире и нет;
Подумаешь ― старец построил
Какой фантастический свет,
А после, когда оглядишься
В действительном мире кругом, ―
Всей меткости правды дивишься,
Захваченной деда стихом,
И бездну житейского толка
Найдешь в его складных речах:
Увидишь двуногого волка
С ягненком на двух же ногах:
Там в перьях павлиньих по моде
Воронья распущена спесь,
А вот и осел в огороде:
«Здорово, приятель, ты здесь?»
Увидишь тех в горьких утехах,
А эту в почетной тоске:
Беззубою белку в орехах
И пляшущих рыб на песке,
И взор наблюдателей встретит
Там ― рыльце в пушку, там ― судью,
Что дел не касаяся, метит
На первое место в раю.
Мы все в этих баснях; нам больно
Признаться, но взяв хоть взаймы
Крыловскую правду, невольно,
Как вол здесь мычу я: «и мы!»
Сам грешен я всем возвещаю:
Нередко читая стихи,
Друзей я котлом угощаю,
Демьяновой страшной ухи.
Довольно и беглого взгляда:
Воссел ― вы узнали без слов ―
Средь зелени Летнего Сада
Отлитый из бронзы Крылов, ―
И станут мелькать мимоходом
Пред ликом певца своего
С текущим в аллее народом
Ходячие басни его:
Пойдут в человеческих лицах
Козлы, обезьяны в очках;
Подъедут и львы в колесницах
На скачущих бурно конях;
Примчатся в каретах кукушки,
Рогатые звери придут,
На памятник деда лягушки,
Вздуваясь, лорнет наведут, ―
И в Клодта живых изваяньях
Увидят подобья свои,
И в сладостных дам замечаньях
Раздастся: «mais oui, c’est joli»
Порой подойдет к великану
И серый кафтан с бородой
И скажет другому кафтану:
«Митюха, сынишко-то мой
Читает про Мишку, мартышку
Давно уж, ― понятлив, хоть мал:
На память всю вызубрил книжку,
Что этот старик написал».
О, если б был в силах нагнуться
Бессмертный народу в привет!
О, если б мог хоть улыбнуться
Задумчивый бронзовый дед!
Нет, ― тою ж все думою полный
Над группой звериных голов
Зрим будет недвижный, безмолвный
Из бронзы отлитый Крылов.