ПРОПИСИ
«Мрак то бархатен, то лаков», ―
нежная, уже видна
не строка и не жена
фразою из полузнаков,
полуотсветов; она
яснится, двоясь. Однако
с бликом облик одинаков,
явленная нам ― одна.
(Заново, того не зная,
мысль мою вочла в себя
чуткая, совсем ничья,
умница, красавка злая ―
чудом. ) И при чем тут я!
(Разве что, высвобождая,
я ее отъял от края
радужного бытия.)
Вылистнула здесь, расклята,
райская страница две
прописи: «Люби и верь».
Выкатила в жизнь покато
яблочной ланитой весть
(Божия, ей-ей, цитата).
Ведайте ее, читайте
замысел певучий весь!
В прорези никак не взглянет ―
вскользь или в уклон слегка;
только в уголку белка
дико ослепляет глянец.
Тень, зубчато-глубока,
тонет в нем и, с ним играясь,
гладями туманит грани…
Жарок окоем зрачка.
Вечное с минутным обок
(«верить и любить») легло,
окороновав чело
венчиком кавык и скобок…
(Видимо, сперва сошло
яркое перо от облак:
лунно-перламутров облик,
вписанный затем в гало.)
И ― во взгляде ― взгляд! И сполох
тихо полыхнул впотьмах,
выблеснул во всех углах
глаз ― полудуховный порох.
И, что от листа враспах
тянется ― туда ― к воспорху
пташию, в воронках полых
буков отряхая прах, ―
вымахал прозрачный взмах, ―
пусть и не в самих глаголах ―
метой ногтевой на голых,
белых и живых полях.
Петроградская сторона, январь 1978