ИСПОВЕДЬ МАТЕРИ
ПРОЛОГ
Где из Москвы широкая, прямая
Прошла дорога столбовая
И рядом Волга протекла,
Стоит на горке деревушка,
И в ней одна вдова-старушка
Когда-то с дочкою жила.
Дочь, словно ландыш полевой..
Под лаской матери родной
На диво людям вырастала
И добрых молодцов пленяла
Своею красотой.
Когда родная захворала,
То перед смертью рассказала
Любимой дочери своей
Всю повесть жизни ― от начала
И до конца последних дней.
― Паша, Паша, что с тобой
Будет, как умру я? ―
Говорила мать с тоской,
Дочь свою целуя.
― Что-то будет? И какая
Ждет тебя судьбина
В твоей жизни, может злая
Вечная кручина?
Трудно, Паша, сиротинке
Жить между чужими
И склоняться, как былинке,
В рабстве перед ними.
Наши слезы, бедность наша
Людям не на диво.
Не на диво, друг мой Паша.
Будь же ты счастлива!
Паша, слушая родную,
Головой склонилась,
И слеза на молодую
Грудь ее скатилась.
― Поживи еще, родная,
Погляди, как солнце
С неба, весело сияя,
К нам глядит в оконце.
Погляди на наше поле ―
Там все зеленеет,
Рожь волнуется, как море,
Вся цветет и зреет;
Ароматною прохладой
Ветер подувает.
Слышь… Пастух сидит у стада
И в рожок играет.
Вот раскрою я окошко ―
Сядь к нему поближе.
Полюбуйся хоть немножко
Белым светом.
― Вижу, дочка, вижу,
Что прекрасны эти дали,
Эта путь-дорога.
Только горя да печали
В жизни слишком много.
Вот и я, мой друг, с тобой
Радости не знала. ―
Так рассказ свой мать с тоской.
Тихо продолжала. ―
Дочка, дочка, молода ты,
Мало жизни знаешь,
Поживешь еще когда ты..
То меня вспомянешь
И поймешь мою кручину,
Когда сердце ныло,
Как тебя я, сиротину,
Без отца растила.
Как и ты же, ведь была я
Тоже молодою,
Без отца, как ты, росла я
Горькой сиротою.
А когда похоронила
Мать, тогда поспело
Скоро время, полюбила
Я кого хотела.
Зима была, и снег, и вьюга,
Когда ждала к себе я друга
Наговориться в вечер длинный,
Нацеловаться с милым всласть…
Бывало, дымную лучину
Зажгу в светце и стану прясть,
Но одинокой не прядется,
И нитка то и дело рвется.
Бросаю пряжу и к окну
Потом сажусь и долго-долго
Гляжу на снежную дорогу.
Не раз, не два о нем вздохну,
Когда мой милый заставляет
Себя немного больше ждать.
Так сердце бьется и желает
Тогда скорей его обнять.
Как зорька в небе, разгорится
Горячим пламенем лицо…
Но вот пришел он, вот стучится,
Вот входит милый на крыльцо,
И я бегу к нему навстречу
С огарком свечки иль впотьмах
И слышу ласковые речи…
И с поцелуем на устах
За мной он входит и садится
В передний угол у стола,
И я с дружком наговориться,
Кажись, в ту пору не могла…
Такой-то умный да пригожий
(Он был тогда без бороды).
Теперь ты на него похожа
Совсем, как капли две воды, ―
Такой же нос, глаза, пожалуй,
Немного будут почерней,
Такой же и румянец алый,
С родинкой на щеке твоей.
Мы летом в первый раз слюбились,
А с Покрова и обручились,
Сыграли свадьбу; пир горой
На всю деревню задавали.
Вино лилось тогда рекой,
И гости пьяные плясали
И пели песни… Весела
И я с отцом твоим была.
Так день и ночь и ворковала
С тех пор, как с сизым голубком,
И никогда не ожидала,
Что вдруг беда войдет в наш дом.
Прошла зима, и наступили
Опять весенние деньки.
Леса, поля зазеленели,
И распустилися цветки.
Запели пташки, заходили
По небу тучки. Благодать.
Крестьяне начали пахать
Под рожь и яровое…
Но я должка тебе сказать:
То было время крепостное,
Когда мы барские все были,
Когда нас мучили и били.
Каких обид в неволе злой
На барском поле в летний зной
В проклятой жизни крепостной
Мы от господ не выносили!
Мы все работали на них
И, проклиная нашу долю,
Терпели горькую нужду…
Однажды в самую «страду»
Я шла одна работать в поле.
А муж с другими мужиками
Опередил тогда меня…
Я тихо шла, и под ногами
Росою искрилась земля.
И солнце только что вставало
Над лесом огненным шаром.
И вот я скоро миновала
Тогда большой господский дом
И сад с решетчатой оградой,
Откуда веяло прохладой
С приятным запахом цветов,
Деревья влажные качались,
И вместе с шелестом листов
Там песни птичек раздавались…
Я вскоре в поле очутилась,
Роса от солнышка светилась,
Как бриллианты, над травой…
И вдруг встречается со мной
Наш барин.
Ты чья?.. / Откуда и куда идешь, красавица, так рано? ―
Спросил ― и смотрит на меня.
― А я Карягина Степана
Жена. ― А-а! Недавно
Что свадьбу праздновал исправно?
Я знаю. Подцепил кусочек славный! ―
Сказал он, будто про себя. ―
А как, молодушка, тебя
Зовут? ― Я отвечала и хотела
Свою дорогу продолжать.
― Постой! Куда ты полетела?
Дай хоть разок поцеловать!.. ―
Он охватил меня руками
И, как железными тисками,
Прижал к груди… Я зарыдала
И на объятия его
Одним презреньем отвечала…
Но он не слышал ничего
И от меня не отставал,
То уговаривал, то злился,
Как змей, вокруг меня обвился
И крепко в щеки целовал.
Я от стыда, как лист, дрожала,
Рвалася прочь и умоляла,
Чтоб он со мною не шутил,
Бесстыдно так не издевался.
И, наконец, вдруг рассмеялся,
Глянул в лицо и отпустил.
Назвав сквозь зубы недотрогой,
Пошел проселочной дорогой.
Тогда я полем побежала,
Земли не слыша под собой.
А солнце весело сияло
И надо мной и предо мной.
Был вечер, когда мы вернулись домой,
Нас старая мать повстречала
Лучина трепетным огнем
Избенку тускло освещала.
Все мы уселись за столом
И, кончив скудный ужин свой,
Вели беседу меж собой.
Про встречу с барином с слезами
Я также речь тут повела
И словно голову снесла
Степану этими словами.
Всю ночь тогда он плохо спал
И поутру поднялся рано,
Как после хвори, бледный стал ―
И не узнать Степана.
Бродил все утро, словно тень,
А был воскресный, слышь ты, день,
И потому не работали.
Известно, праздничный народ,
Водили девки хоровод
И песни распевали.
Один Степан был только скучен,
Как пред бедою неминучей.
В великой дружбе с малых лет
Водился с ним тогда сосед.
Такой ли парень разудалый!
Учились вместе у дьячка,
И здоровее мужичка,
Кажись, в губернии не бывало:
Высокий рост, сажень в плечах
Внушали всем невольно страх,
Степан к нему ходил частенько;
Ушел с утра и в этот день.
Над нашей бедной деревенькой
Ложилась розовая тень,
И солнце с зорькой отдыхало
И золотило небеса.
Поля и темные леса
Чудесной краской обдавало.
А все Степана нет как нет.
Пошла спросить о нем соседа,
И там сказали, что сосед
Ушел с ним с самого обеда,
Что уходя с собою взяли
Они отточенный топор.
Ребята, будто, их видали
Идущих полем в барский бор,
А что сам барин в боре том
Пошел охотиться с ружьем…
Меж тем все делалось темней,
И вдруг Степан идет с полей.
За ним сосед, а за соседом
Идут еще три парня следом…
Когда я встретила отца,
Он был бледнее мертвеца,
И хоть бы слово мне сказал,
Лишь только крепко руку сжал
Своей дрожащею рукою.
Тогда я в избу с ним вошла,
И вдруг кручинной головою
Склонился милый у стола;
Так долго он сидел без слов,
Как ночь, и мрачен и суров.
Потом привстал, и начал он,
Наморщив лоб и сдвинув брови: ―
Тот, кто позорил наших жен
И столько выпил нашей крови,
Кто потешался над слезами
И над страданьем бедняков
И непосильными трудами
Вконец измучил мужиков,
И кто тебя еще позором
Хотел навеки заклеймить, ―
Того сегодня приговором
Своим решили мы убить.
Над ним, да будет власть господня,
Исполнен приговор сегодня.
Крестьянский мир за это нас простит,
Хоть царский суд не пощадит
И всех на каторгу ссудит, ―
Зато уж барина не будет.
От этой нежданной напасти
На утро приехали власти,
Созвали на сход мужиков,
Разведали все, разузнали,
Отца и других молодцов
В железные цепи сковали.
Потом уже вплоть до острога.
Погнали московской дорогой.
Пошла за Степаном и я.
― Останься, голубка моя, ―
Сказал он, звеня кандалами, ―
Останься, себя пожалей
И слез понапрасну не лей;
Теперь не поможешь слезами.
Останься, утешь мою мать,
Ей больше нужно утешенье
В то время, как будет страдать
Она за мое прегрешенье.
Стара ведь родная, пожить
Недолго уж ей остается,
Наверно, ее схоронить,
Родимую, скоро придется.
Я знаю ― не вынести старой
Такого большого удара. ―
А я не послушалась ― шла
Широкой московской дорогой,
Которая нас привела
В четвертые сутки к острогу.
Степана в него заключили
И скоро в Сибирь осудили.
Ох, дочка, нет мочи, родная,
Рассказывать дальше тебе,
Когда очутилась одна я
В своей нетопленой избе…
Пока я в Москве проживала,
Пока воротилась домой,
Свекровь на кладбище лежала
Спокойно в могиле сырой.
Старушка без милого сына
Один лишь денек прожила:
Убила голубку кручина,
И с нею в могилу легла…
А я с своим горем-нуждою
Осталась на свете одна.
Сменялась беда за бедою,
Как словно морская волна.
Отец твой в Сибирь не добрался
Дорогою, слышь, расхворался,
Земле свою душу отдал.
О том из Сибири далекой,
С печалью на сердце глубокой,
Сосед мне письмо написал.
Когда я письмо прочитала,
В ту пору тебя родила,
И ты не цветком расцветала,
А бедной былинкой росла.
Ну, Паша, довольно, я все рассказала
И чувствую ― что-то мне мочи не стало.
Стара уж я, больно стара,
Явились недуги, которых не знала,
Не прежняя, видно, пора…
Однажды Паша встала с зорькой,
Пошла корову подоить
И выгнать в поле потихоньку,
Чтоб мать не разбудить.
Вернулась в старую избенку.
Проходит час-другой, тогда тревожно
Она к постели подошла,
Взяла за руку осторожно,
Рука холодная была:
Старушка умерла.
На кладбище через силу
Дочь обряд свершила,
И над свежею могилой
Жалобно повыла.
Ее голос похоронный
Слушал ветер вольный..
А людям чужие стоны
Не бывают больны.
Всяк оплачет свое горе
Жгучими слезами,
Только глядя на чужое
Разведет руками.
Так соседи и соседки
К Паше собралися,
Посидели напоследки
Да и разошлися.
1877