Эрберг К.
Подземелье

Глухая ночь. Испуганное время
Замедлило полет мгновений
И сократило бег секунд.
По черным стенам крадутся минуты,
Опасный путь нащупывая робко,
В сырых углах несмело медлят,
Все в темноту куда-то зорко смотрят,
Чего-то ждут…
Пугает их протяжный звон зловещей
                Тишины?

Или страшит
Отрывистое звяканье угрюмых
             Кандалов?

Не оттого ль окостенели крылья
Секунд,
И стал тяжелым
Полет мгновений?
Не оттого ль застыло время?
Не оттого ль и ночи нет конца,
Как нет конца тоске?

Тоска беззвучно стелется во тьме,
И пол, и стены ядом осыпая,
И жутко так, и давят стены,
И потолок угрюмый подземелья
Навис и медленно сползает…
И не от кого ждать защиты.
Ни топора, ни лома.
Холодною змеей струится ужас,
И пальцы, помертвев, невольно
Сжимают звенья кандалов.

А Сердце спит, ―
Спокойно, как сосуд
Широкий, до краев усталой влагой
Наполненный и позабытый
В весенний тихий вечер
В саду.
И по зеркальной
Застывшей влаге
Лишь облаков
Немых потоки
В вечерних ризах
Спокойно льются
От края чаши
      И до края…


Как жутко здесь, в угрюмом подземелье!
Глухою ночью ужас громко шепчет,
Вражда глухая отовсюду смотрит,
Все ищет, ищет нас…
Проснись же, Сердце!

Проснулось Сердце
И говорит.

― Не бойтесь взгляда
Ночей таинственных.
Глухою ночью
Не жутко биться.
Не ночи надо
Бояться сказочной,
А дня страшиться.

Дневного стада
Законы рабские,
Межи, пределы,
Запреты, грани, ―
Вот где преграды
Для бодрой, смелой
И мощной длани.

Но нет запрета
Для сердца гордого:
Возненавидя
До дерзновенья,
Оно в безумьи, ―
Я верю в это, ―
Найдет спасенье! ―