ЗОЛОТАЯ ФРЕСКА
Вадиму Делоне
Проскрипело где-то имя
на обложке итальянской,
словно черный ноготь веры
И надежды сладкий приступ,
красный снег боится плакать
на чертог тоски и ласки,
в кандалах табак глотая,
ходят рифмы-декабристы.
Из морозного оконца
крик и хохот, запах танца,
на хрустящие червонцы
ветер сбрасывает пепел,
только бабы у колодца ―
наглеца и оборванца,
сорванца и полководца
золотые песни лепят.
И подмигивает факел
в винном погребе удачи,
и румяные пастушки
губы пьяные дают,
и расстегивают шубы,
и берут ночлег впридачу,
и в серебряные чаши
молодую брагу льют.
О, страна ― позубоскалить,
о, надежда ― посмеяться,
за кордоном подозренья
слезы карие пролить,
топорами заласкали,
пригласили постреляться,
а мечтам, что повзрослее,
дали трубку докурить.
Белокаменное утро,
отпусти меня молиться,
батраками или пудрой
скрою гневное лицо,
колокольчик века мудрый,
бунтаря и ясновидца
я повешу двум победам
на похмельное крыльцо.
Сапогами поминая
рюмки всклянь избитой сказки,
не карету я, а душу
скоро, скоро заложу,
где-то ждет меня пивная
в размышлениях о маске,
и красотка расписная
в юбке, словно парашют.
Скоро-скоро ваши двери
я открою, словно вены,
горько хлынет кровь пророчеств
по потресканной душе,
пейте, птицы, пейте, принцы,
пейте, бабочки и звери,
все, что было заколочено
и спало в карандаше.
Ржавый гвоздь в беседке плачет,
кость Христа любимых нянчит,
верба гнется и юлит.
То, что Бог однажды начал,
золотым ключом батрача,
дети дьявола свели.
Но и все же в брачный сумрак
топоров лихая сумма
с пачкой сумасшедших пил
нам подскажет пепел урны
в день твой светлый, в день твой судный,
кто любил, а кто рубил!
И сквозь зубы имя вора
по небесным коридорам
на коленках поползет,
словно сахар, спят соборы,
их без лишних разговоров
дьявол весело грызет.
Кто теперь тебя прославит
и набухшими устами
к новой жизни позовет?
Там, где истина простая
позолочена крестами,
как Завета переплет.
Неужели в мире нашем
только войн угрюмый кашель,
только лужи мерзкой лжи?
Вся вселенная в продаже,
дешевеет небо даже,
и в ломбард уходит жизнь.
Но гудит на этом месте
бесов траурная месса
и нечистых чистый хор…
И разыгрывают крести,
интриганы нашей чести,
дыма ― едкий приговор.
Я таких забот не стоил,
я с Архангелами вздорил
и в веснушках состоял,
но проворное гнездовье ―
падших ангелов раздолье ―
сманивали кустаря.
Те, кто снова в дом игорный
принесли свои иконы
и страстей старинный мел,
будут загнаны, как кони,
и изрублены в законе
диким хохотом химер.
Ну, а я в прекрасном склепе,
ангел жизни, ангел смерти
буду пить свое вино…
Не заботится о хлебе,
царских глаз священный лебедь,
и ему разрешено ―
в светлых душах появляться
и в пещерах поминаться,
и к соборам выходить,
в полночь к Богу подниматься,
за любую песню драться,
со святыми говорить!..