ДИАЛОГ С ШАШЛЫЧНОЙ КОЛБАСКОЙ
Когда я ногти подстригаю,
я крепко думаю над тем;
и кажется, что постигаю
всю глубину извечных тем.
Ведь только что всё было мною,
ну, только что всё был я сам, ―
всё, что стригу себе и мою,
вдруг исчезает по частям.
Это вот был ноготок,
это была пяточка…
ой, ― и вот уже поток
унёс их беспорядочно.
Кожи серенькая каша ―
всё, что было нажито, ―
это я же, ваш Юляша,
это я же, я ж это.
Когда ходил я в детский сад,
я плёлся еле-еле.
Там грызли ногти все подряд,
а нек’т’рые их ели.
Я знал, что с ногтем в рот несу
бациллу и микробу,
а всё ж и ноготь и козу
я брал себе на пробу.
Потом пришлось мне отвечать
за ноготь и козу,
но знанья тайного печать
с тех пор так и несу:
о том, что я умру не весь,
не здесь и не сейчас,
что лучшей из моих частей
избегнуть можно тленья,
не ведом мне удельный вес,
но знаю, есть такая часть,
в ней нету жира и костей,
лишь грация тюленья.
Мне не о чем тревожится, ―
спасусь я так ли, сяк ли.
А ноготок? а кожица? ―
и в них ведь не иссякли
желанья форму вещную
не заменять иной,
задор попасть в жизнь вечную
и страсть остаться мной.
Вот так, говоря об увиденном,
о пережитом и о личном,
я с Вовочкой вместе Левитиным
привязан к колбаскам шашлычным.
Мы с Вовочкой жарим их ладно,
уж в этом я ловок, а он,
опутан колбасной гирляндой,
ну, вылитый Лаокоон,
но другу приду я на помощь,
он мне и не так помогал,
я срежу колбасную помочь
и брошу её на мангал.
Ведь вам интересно едва ли,
а что’йто у нас тут в канистре?
а что’йто у нас на мангале?
а что это мы тут на Истре?
Да нам и самим, если честно,
не нужно, чтоб нам помогали.
Да нам и самим интересно,
а что’йто у нас на мангале
колбаски скворчат и дымятся,
расплавленным салом в нас целятся,
как будто попасть в нас стремятся,
хотят обрести с нами целостность?
Скажи мне, кусок чуждой мышцы,
от бывших свиней и коров
зачем в моё чрево стремишься,
не сбросивши прежних черёв? ―
стремишься ко мне, имяреку,
и, в общем, тебе удалось
в меня, как в бурлящую реку,
зайти, как на нерест лосось;
блестишь, словно меч рода Сато,
и плоть свою губишь о камни…
Да только лосось на фига мне?
Ведь есть же у нас колбаса-то?
Ты из мяса, я из мяса,
пусть колбаски к нам стремятся,
пусть весёлые мальки
прыскают на угольки.
И он отвечает: ― А чтобы
дождавшийся Судного дня
Спаситель из бренной утробы
в жизнь вечную взял и меня;
возьмёт же он Вовину дачу,
а как же, и чёртов мангал,
и Вову, а как же иначе,
и всех, кто ему помогал,
и солнечный полдень, и Истру,
огонь или… как там… сосуд… ―
Да я уж сто раз тебя высру,
пока призовут нас на Суд.
― Да высри, Юляш, на здоровье,
но только пойми ты скорей,
в тот миг уже стану я кровью
и даже душою твоей.
А если ещё поразмыслишь,
поймёшь, почесав свою плешь,
что душу так просто не высрешь,
поэтому ― жарь нас и ешь!