Круженья бабочек и мошек,
их нервной нежности боюсь,
пыльцы, крутящейся над кожей,
и цирка лающихся дусь,
и бузотерящей руки,
поднявшейся на чью-то волю,
и сна, в чье зеркальце кривое
дневные брезжат пустяки,
и юза доброхотных глаз
боюсь ― казни меня, богиня,
казни, но чтоб сама погибель
моя в зарницы облеклась.
И сердцевину топких взоров
в ту ночь осушит имярек,
а та расплющит об озёра
всех Карамазов мощь и грех.
Я оборву свое дыхание.
Нет места робким на земле,
где бая свергнувший дехканин
в раю, при сабле и седле.
1969