Не горюй. Горевать не нужно.
Жили-были, не пропадём.
Всё уладится, потому что
на рассвете в скрипучий дом,
осторожничая, без крика,
веронала и воронья,
вступит муза моя ― музыка
городского небытия.
Мы неважно внимали Богу ―
но любому на склоне лет
открывается понемногу
стародавний её секрет.
Сколько выпало ей, простушке,
невостребованных наград.
Мутный чай остывает в кружке
с синей надписью «Ленинград».
И покуда зиме в угоду
за простуженным слоем слой
голословная непогода
расстилается над землёй,
город, вытертый серой тряпкой,
беспокоен и нелюбим ―
покрывай его, ангел зябкий,
чёрным цветом ли, голубым, ―
но пройдись штукатурной кистью
по сырым его небесам,
прошлогодним истлевшим листьям,
изменившимся адресам,
чтобы жизнь началась сначала,
чтобы утром из рукава
грузной чайкою вылетала
незабвенная синева.
1990-2000