послание в 128 строк
Сереже Есаяну по получении от него «Хвоста-разносчика»
Сереженька, мой ангел, до чего ж
ты щедр на выдумки, такая чертовщина
могла б присниться ангелу во сне
коль спят они и видят сны. Послушай:
«Хвост с коробом», «Хвост с торбой». / До чего же
Хвост с кулем не идет Хвосту с мешком,
хоть сходен куль с мешком,/ как плошка с чашкой,
и за моей спиной вполне бы мог болтаться.
Но что набью в него? Товаром не богат
приятель твой, товарищ твой веревки
не свяжет, не сплетет из всей пеньки
нарытой по углам, и веселится
он только нитью хитроумною сплетений
одной строки с другою. «Хвост с лотком»? ―
так! В ботах кожаных, подбитых каблуками
на бронзовых гвоздях, я б покатился
на тот завод, где прихотью царицы
сработал фартук мне служивый мастер.
В цветочек он [же] лён одел, кафтан же
покрасил, видимо, алоэ или охрой,
иль киноварью, впрямь сообразуясь
со вкусами помещицы, хозяйки
его имущества и живота, покуда
за скромный свой талант он не был
оторван от родных плетней и отдан
на пользу государственную. Шапкой
о ту пору главы не покрывал я
и пуговиц не знал, продетых в петли,
чтобы скрепить одну полу с другою,
как ныне, сказано, вотще соединяю
метафору с сине́кдохой, а букву
пишу то главною, то лыком.
Вот весь товар мой. Впрочем
и он и я, он или я, и тот и этот
могли б назваться именем любым:
он ― Илия, а я не Илия,
иль я ― Илья, а он пускай ― Прокопий.
Не вижу разницы, пусть оба мы Проко ―
пий, иль Пии. Два Адама
стоят пред нами глоссами сознанья
своей причастности иному бытию,
как два хвоста двух змеев двуголовых,
переплетаясь мыслью живописца
по маргинальным линиям судьбы
иль рукописи древней. Видишь, милый,
куда нас привело полезнейшее сходство,
открытое тобой в ученых бденьях. Я же
переносясь в век позапрошлый, вижу
что образ наш был, видимо, известен
и ранее, и на Руси просторной
в сознании народном укрепился
как тип праздношатающегося духа
торговли, [или] может быть обмана,
что несомненно ближе
усвоенному нами ремеслу.
Из-под бровей нависших
не без лукавства смотрим мы
на мир оседлый ушлых горожан, и барский
стоящий на отшибе двор. В нём зане
уж побывал наш брат-разносчик, правя баки
доверчивым холопам детской сказкой
о Индии немыслимых дарах,
китайском шелке, золоте лионском,
об африканских маврах, носорогах,
слонах диковинных и птицах,
несущих изумрудные каменья
из недр своей страны на побережье
в ужасных клювах. Зеркало кривое
покажешь умнику ― и вправе развлекаться
его испугом. Почва для рассказа
уж подготовлена. Вяжи солому
вымыслов и басен, как умеешь,
иль как обучен спившимся дьячком,
что дядькой приходился твоей тетке,
на чьих хлебах ты вырос. Почему
тебя избрал он для своей науки?
Какую пользу видел, наблюдая
растущее в тебе со мною сходство?
Уж не за то ли,
что ловок ты был в теткин
глубокий погреб незаметно слазить
за пузырем зеленого вина
или в кабак слетать
всегда готов был.
И просьбой или хитрым убежденьем
вернуться с четвертью? Тебя хвалили гости
Никифора, но тётка не
в ладах была с ученьем, и однажды
ты выгнан был взашей с двора.
С тех пор одна привычка
у нас с тобою развивалась: мигом
соображать, откуда ветер дует,
откуда слог берется для затравки
или кредита и откуда
удобнее с разгона через стену
перемахнуть, что волка лапы кормят,
а уши ― сочинителя, что утки,
гуси, аисты, артисты/ не зимуют
там, где всё лето нежились.
Всё это
открылось нам совсем не незаметно,
а долгим опытом и длинною дорогой.
Потому-то нам ночи были коротки
сидеть за книгой. Утро,
чуть только наступало, тут же
уж за́полдень клонилось к вечеру, и месяц
чуть на небо взошел ― и году крышка.
А вместо панегирика читаем:
«Спи спокойно…» . Сплю спокойно,
теперь я сплю спокойно после пары
отменных сотен лет, как в охлажденном
виде я вынут был из печки. Обжиг
построен был на крепости сознанья,
что образина удалась. Ну что же! ―
не мне печалиться, что не владею вещью.
Я сам себе музей, ты ― мой хранитель.
Я ― экспонат, а ты ― источник света,
я наг рожден, ты дал мне китель,
одел в сукно, рядно. За милость эту
тебя люблю. Сереженька, навеки
я твой должник. И что разносчик ―
согласен! До скончанья света! Несть
радости приятней чем нести
на крыльях дружбы сети вдохновенья.
Я хладен был, ты подарил волненье
моей душе. Ты вызвал к жизни ток!
Ты видишь результат ―
128 [сто двадцать восемь] строк!