Пухлый снежок ― словно заячьи лапки,
Красное солнышко ― заячья кровь.
Как виноватые, скинувши шапки,
Смотрят две ели на ворохи дров.
Вёсну и лето тутукали дятлы ―
Два душегуба ― колун да топор, ―
С сосен сшибая зеленые патлы,
С елей срубая зеленый пробор.
Вёсну и лето, и в осень по лесу
В прохолодь пела пила-верезга.
Некуда деться полесному бесу,
Некуда лосю укутать рога.
И не заметил никто, как в тумане
Рос из земли за сугробом сугроб,
Заступ-могильщик на грудь глухомани
Насыпь ― змею земляную ― нагреб.
Выбег на насыпь нечаянно ночью,
Рельсу попробовал на зуб барсук:
Эх, и в каком это вырос урочьи
Этот без листьев и веточек сук!
Фыркнул и с ветром смахнулся с дороги,
В норке свернулся в щетинистый ком.
Жадно следил, как шевелятся ноги
Сосен, упавших под топором.
В норке тепло, как в избе, и уютно,
Пахнет сосновой смолою песок.
Только беда вот: всё ждешь поминутно,
Кто бы с обоих крылец не поджег.
В сумерках в снег залегла и загробла
Девы-зари золотая коса,
И над зарею по вечеру облак ―
Словно над печью на пялках лиса…
В сумерках вдруг заорет что есть духу
Бык однорогий ― шальной паровоз;
Выйдет на вырубку верба-старуха,
Поросли крестит и шепчет под нос.
Ели оденутся в заячьи шубки,
Выпадут звезды, как заячий след,
И на накат от саней по порубке
Сыпется иней и с инеем свет.