«Тридцать три года, тридцать три», ―
Это дудка няни-зари,
Моей старой подруги…
Первый седой волос
И морщинок легкие дуги ―
Знак, что и в мою волость
Приплетутся гости-недуги:
Лихорадка ― поджарая баба,
Костолом ― сутулый бродяга…
В тени стиха-баобаба
Залегла удавом бумага.
Под чернильным солнцем услада
Переваривать антилопу-чувства…
Баобабы ― пасынки сада
Неувядаемого искусства.
В их душе притаились пумы,
Каннибалов жадный поселок,
Где треплются скальпы-думы
У божничных свирепых полок,
Где возмездие варит травы
Напитывать стрелы ядом,
И любовь ― мальчонка чернявый
С персиковым сладким задом.
В тридцать три года норов
Лобызать, как себя, мальчонка…
Отныне женщине боров
Подарит дитя-свиненка,
И не надобна пупорезка
Полосатой тигровой самке…
Песнословного перелеска
Не ищите в славянской камке:
Питомец деда-Онега
Отведал Львиного Хлеба!
Прощайте, изба, телега ―
Моя родная потреба!
Лечу на крыльях самума ―
Коршуна, чье яйцо Россия,
В персты арабского Юма,
В огни и флейты степные!
Свалю у ворот Судана
Вязанку стихов овинных…
Оло́нецкого баяна
Возлюбят в шатрах пустынных,
И девушки-бедуинки
В «Песнослов» окунут кувшины…
Не ищите меня на рынке,
Где ярятся бесы-машины,
Где, оскаля шрифтные зубы,
Взвизгивает газета!..
В зрачках чернокожей любы
Заплещет душа поэта,
И заплачут шишками сосны
Над моей пропащей могилой…
Тридцать третий год високосный
Вздувает ночи ветрило.
Здравствуй, шкипер из преисподней!
Я ― кит с гарпуном в ласту,
Зову на пир новогодний
Дьяволицу-красоту!
Нам любо сосать в обнимку
Прогорклый собственный хвост,
Пока и нашу заимку
Хлестнет пургою погост.
Март―апрель 1921