Корнилов Б. П.
Соловьиха

Соловьиха в тишине большой и душной…

Вдруг ударил золотистый вдалеке,
видно, злой и молодой и непослушный,
ей запел на соловьином языке: ―
По лесам,
    на пустырях
          и на равнинах

не найти тебе прекраснее дружка ―
принесу тебе яичек муравьиных,
нащиплю в постель я пуху из брюшка.
Мы постелем наше ложе над водою,
где шиповники все в розанах стоят,
мы помчимся над грозою, над бедою
и народим два десятка соловьят.
Не тебе прожить, без радости старея,
ты, залетная, ни разу не цвела,
вылетай же, молодая, поскорее
из-под старого и жесткого крыла.

И молчит она,
      всё в мире забывая, ―

я за песней, как за гибелью, слежу…
Шаль накинута на плечи пуховая…
― Ты куда же, Серафима?
            ― Ухожу. ―

Кисти шали, словно перышки, расправя,
влюблена она,
      красива,
          нехитра ―

улетела.
    Я держать ее не вправе ―

просижу я возле дома до утра.
Подожду, когда заря сверкнет по стеклам,
золотая сгаснет песня соловья ―
пусть придет она домой
           с красивым,
                с теплым ―

меркнут глаз его татарских лезвия.
От нее и от него
        пахнуло мятой,

он прощается
      у крайнего окна,

и намок в росе
       пиджак его измятый

довоенного и тонкого сукна.

5 апреля 1934