Этот свет фонарей в молоке
освещает ни много ни мало:
неживые часы на руке,
на снегу воробья налегке,
амбру тлена со свалок.
Во живем ― ни туда ни сюда.
Замурованы в общем.
Вынимаем с трудом невода,
а когда и совсем без труда, ―
на удачу не ропщем.
Перекресток. Плакат на щите
с бородатыми только.
Даже рады своей нищете!
Даже сладко, что горько!
Сыроватый табак да винцо
в подворотни темнице.
Но подмена ― она налицо, ―
посмотрите на лица!
Потому и смеемся вот так:
«с потрохами запродан»,
что последний решающий знак
с Неба наземь не подан.
освещает ни много ни мало:
неживые часы на руке,
на снегу воробья налегке,
амбру тлена со свалок.
Во живем ― ни туда ни сюда.
Замурованы в общем.
Вынимаем с трудом невода,
а когда и совсем без труда, ―
на удачу не ропщем.
Перекресток. Плакат на щите
с бородатыми только.
Даже рады своей нищете!
Даже сладко, что горько!
Сыроватый табак да винцо
в подворотни темнице.
Но подмена ― она налицо, ―
посмотрите на лица!
Потому и смеемся вот так:
«с потрохами запродан»,
что последний решающий знак
с Неба наземь не подан.
