ВОДОЛЕЙ
Итак, я еду в сторону Кавказа,
На прочее давно махнул рукой.
Сулит душе утраченный покой
Свободное течение рассказа.
Я еду мимо пашен, мимо рек.
В окне земля российская мелькает,
Обочь несется, дальше проплывает,
А далее стоит из века в век.
Что там стоит?.. Не храм ли Покрова?
Аль разъяренный силуэт Петра?
Рожденный в феврале, под Водолеем
В самодовольный аварийный век,
Я вырос с инфантильным поколеньем,
Издерганный и точный человек.
Надежды запах стал несносно горек,
И очерствел воспоминаний хлеб.
Я позабыл провинциальный город,
Где улицы выходят прямо в степь.
Был город детства моего ― дыра,
Дыра зеленая и голубая.
И девушка моя, как мир стара,
Сияла, легкая и золотая.
На карусель мы сели, на скамью
Летучую и голубую.
Но закружило голову мою,
И я забыл зеленую свою
И первую и дорогую.
«В Москву! ― кричал. ― Немедленно в Москву!»
Зачем же из нее в тоске бегу я?
От проводницы принимая чай,
Наверно, я забылся невзначай.
Душа моя повита дымкой скуки,
А проводницы голос серебрист.
Она смеется: ― Уберите руки!
Вы все равно не женитесь, артист.
Оставим эти штуки в стороне,
И я считаю это невозможным.
Гражданка, в одиночестве дорожном
Не думайте так плохо обо мне.
Я вспомню золотое. / Нелюдимо,
Локтем о шаткий столик опершись,
Я чай приму, я брошу сахар мимо,
Я размешаю чайной ложкой жизнь.
Проеду мимо пашен, мимо рек,
В окне земля российская мелькает,
Обочь несется, дальше проплывает,
А далее стоит из века в век.
Я вспомню голубое. / Стык за стыком
Несутся вспять былые времена.
Но в городе есть улица одна.
Тончайшей ложкой со стеклянным стуком
Я постучусь… / Откроет дверь ― она!
Я понимаю, как ее встревожит.
― Вы помните, двенадцать лет назад
Я вас любил, любовь еще, быть может…
― Ах, это вы? Садитесь, Александр! ―
Но в хитрый разговор совсем некстати
Ворвались дребезжащие болты
И голос: «Остановка!» / На закате
Горят верхи деревьев и мечты.
Вокзал качнулся, замерли деревья,
И в воздухе переломилось время.
Я вышел с чайной ложкой на перрон.
О, город детства, это он ли? Он!
Что с поездом? «Задержится немного».
Успею!.. / О, забытая дорога!
Мне стыдно потому, что все прошло.
Вот этот дом. Знакомое окошко.
Я постучал, как дьявол, чайной ложкой
В холодное горящее стекло.
В окне мелькнуло женское лицо,
Открылась дверь бесшумно на крыльцо.
Смеркалось. / Вышла женщина из света.
Я молвил у ступеньки на краю: ―
Не узнаешь знакомого поэта? ―
Она произнесла: ― Не узнаю. ―
Стояли и смотрели друг на друга.
Ужели это ты, моя подруга?
Куда девались тонкие черты,
Полет, и блеск, и девичьи замашки?
На сарафане гнутые цветы…
О, полнота! О, гнутые ромашки!
―… Муж летчик был. Характер своенравный.
Мы оба были слишком равноправны,
Он надоел мне этим. Он ушел… ―
Она закуску принесла на стол.
― А как живешь теперь? / ― На алименты. ―
Вы слышите, друзья-интеллигенты?
― Я вспомнила! ― воскликнула она. ―
Тихоня, ты любил меня… О, боже!
Как я смеялась в девочках!.. Постой же!
Куда? Уж поздно… ―/ Да! И ночь темна.
И в прошлом ничего-то не найти,
А поезд мой давно уже в пути.
И площадь привокзальная пуста.
И скука ожидальная остра.
Но вот машина. / Морда между делом
Зевает. / На борту во всю длину
Намараны скрипучим школьным мелом
Два слова:/ «Перегоним Сатану!»
Вот кстати! / Грузовик остервенело
Понесся. / Я нагнал остывший чай
На следующей станции. / Прощай,
Остро́та ада!.. / И душа запела
О свежести, утраченной давно…
За прошлогодним снегом еду в горы.
― Чуть было не отстал! / ― А поезд скорый, ―
Сказал сосед, ― отстать немудрено.
1970