Предел безмолвный, темный уголок!
Немая пристань, где наставник рок,
Спасительный, но в строгость облеченный,
Назначил мне приют уединенный, ―
Сегодня будь святыней для меня!
Я ныне полон чистого огня!
Пусть упиваются любимцы счастья
Отравою земного сладострастья,
Пусть одеваются в ничтожный блеск,
Пусть слышат купленный за брашно плеск ―
Они умрут, и сгложет червь их кости,
Имен их не помянут даже гости,
Участники распутных их пиров, ―
Я узник, но мой жребий не таков!
Меня взлелеял ангел песнопенья,
И светлые, чудесные виденья
За роем рой слетают в мой приют.
Я вижу их ― уста мои поют,
И райским исполняюсь наслажденьем.
И да вещаю ныне с дерзновеньем:
Я верую, я знаю: не умрут
Крылатые души моей сознанья ―
Так! чувствую: на мне печать избранья.
Пусть свеется с лица земли мой прах ―
Но я ― счастливец ― буду жить в веках.
Не весь истлею я: с очей потомства
Спадет покров мгновенной слепоты ―
И стихнет гул вражды и вероломства, ―
Умолкнет злоба черной клеветы ―
Забудут заблужденья человека;
Но воспомянут чистый глас певца,
И отзовутся на него сердца
И дев и юношей иного века,
Приидет оный вожделенный день,
И радостью встрепещет от приветов
Святых, судьбой испытанных поэтов
В раю моя утешенная тень.
Тогда я робко именем клевретов,
Великие, назвать посмею вас, ―
Тебя, о Дант, божественный изгнанник,
О узник, труженик бессмертный Тасс,
Тебя ― и с ним тебя, бездомный странник,
Страдалец, Лузитании Гомер!
Вы образцы мои, вы мне пример.
Мне бед путем ко славе предлетели,
Я бед путем стремлюся к той же цели,
Не плача же достоин жребий мой.
Я на земле, в тюрьме я только телом,
Но дух в полете радостном и смелом
Горе несется, за предел земной
И в ваш собор вступает светозарный.
Нет, мне не страшен черни смех коварный.
Я в скорби, в заточеньи, в нищете;
Но лучший ли удел вкушали те,
Которых имена вовеки громки,
Те, что стоят времен на высоте,
Поэты, к коим поздние потомки
Подъемлют блеском ослепленный взор, ―
Светил вселенной вдохновенный хор?
1832