6 МОНАХИНЬ
Воздев/ печеные/ картошки личек,
черней,/ чем негр,/ не видавший бань,
шестеро благочестивейших католичек
влезло/ на борт/ парохода «Эспань».
И сзади/ и спереди/ ровней, чем веревка.
Шали,/ как с гвоздика,/ с плеч висят,
а лица/ обвила/ белейшая гофрировка,
как в пасху/ гофрируют/ ножки поросят.
Пусть заполнится годами/ жизни квота ―
стоит/ только/ вспомнить это диво,
раздирает/ рот/ зевота
шире Мексиканского залива.
Трезвые,/ чистые,/ как раствор борной,
вместе,/ эскадроном, садятся есть.
Пообедав, сообща/ скрываются в уборной.
Одна зевнула―/ зевают шесть.
Вместо известных/ симметричных мест,
где у женщин выпуклость,―/ у этих выем:
в одной выемке―/ серебряный крест,
в другой ― медали/ со Львом/ и с Пием.
Продрав глазенки/ раньше, чем можно, ―
в раю/ (ужо! )/ отоспятся лишек, ―
оркестром без дирижера/ шесть дорожных
вынимают/ евангелишек.
Придешь ночью ―
сидят и бормочут.
Рассвет в розы ―
бормочут, стервозы!
И днем,/ и ночью, и в утра, и в полдни
сидят/ и бормочут,/ дуры господни.
Если ж/ день/ чуть-чуть/ помрачнеет с виду,
сойдут в кабину,/ галош
наденут вместе/ и снова выйдут,
и снова/ идет/ елейный скулёж.
Мне б/ язык испанский! / Я б спросил, взъяренный: ―
Ангелицы,/ попросту/ ответ поэту дайте ―
если/ люди вы,/ то кто ж/ тогда/ вороны?
А если/ вы вороны,/ почему вы не летаете?
Агитпропщики! / не лезьте вон из кожи.
Весь земной/ обревизуйте шар.
Самый/ замечательный безбожник
не придумает/ кощунственнее шарж!
Радуйся, распятый Иисусе,
не слезай/ с гвоздей своей доски,
а вторично явишься―/ сюда/ не суйся ―
всё равно:/ повесишься с тоски!
[1925]