Маяковский В. В.
Гнут

Командав нахмурился.
          Кажется ― крышка!

Бросится наш,
      винтами взмашет ―

и падает
    мухой,
       сложивши крылышки.

Нашим ― плохо.
       Отходят наши.

Работа―
   чистая.
       Сброшена тонна.

Ни увечий,
     ни боли,
         ни раны…

И город
   сметен
      без всякого стона

тонной
   удушливой
       газовой дряни.

Десятки
   столиц
      невидимый выел

никого,
   ничего не щадящий газ.

К самой
   к Москве
       машины передовые

прут,
  как на парад,
         как на показ…

Уже
 надеющихся
      звали вра́лями.

Но летчики,
     долг выполняя свой,

аэропланными
      кольцами-
          спиралями

сгрудились
     по-над самой Москвой.

Расплывшись
     во все
        небесное лоно,

во весь
   непреклонный
         машинный дух,

враг летел,
     наступал неуклонно.

Уже―
  в четырех километрах,
            в двух…

Вспыхивали
     в черных рамках

известия
    неизбежной ясности.

Радио
  громко

трубило:
    ― Революция в опасности! ―

Скрежещущие звуки
корежили
    и спокойное лицо, ―

это
 завинчивала люки

Москва
   подвальных жильцов.

Сверху
   видно:
      мура ―

так толпятся;
      а те ―

в дирижаблях
      да ― на Урал.

Прихватывают
      жен и детей.

Растут,
   размножаются
         в небесном ситце

надвигающиеся
      машины-горошины.

Сейчас закидают!
        Сейчас разразится!

Сейчас
   газобомбы
       обрушатся брошенные.

Ну что ж,
    приготовимся
          к смерти душной.

Нам ли
   клониться,
        пощаду моля?

Напрягшись
     всей
       силищей воздушной,

примолкла
    Советская Земля.