Я только что вернулся с похорон
Безвременно усопшего поэта.
Он завещал друзьям свой кроткий образ,
Отчизне ― песни, всем ― свою печаль.
За гробом шла не малая толпа
Поклонников, друзей и любопытных.
Был мутный и холодный зимний полдень.
Глубокий снег кладбище покрывал,
Дремали мирно голые березы.
И шествие, вступивши за ограду,
Казалось, вдруг исчезло меж крестов.
Но вот кругом зияющей могилы
Сплотились все опять, держа венки.
С протяжным, грустным пеньем белый гроб
Спустили в ночь могильную ― и речи
Обычные чредою потекли.
Какой-то журналист над свежим прахом
С врагом давнишним счеты свел. Другой
Покойника хвалил, не забывая
Хвалить себя. Неведомый поэт
Прочел стихи, где посулил бессмертье
Умершему. Стихи казались гладки
И счастие доставили творцу
На целый день, быть может, на неделю.
Уж речи все окончились. Вдруг кто-то
Протискался и нервно зарыдал,
И всех потряс, и всем глаза увлажил.
И вот конец. Раздвинувши толпу,
Поденщики, уставши ждать, поспешно
Поэта прах засыпали землей,
Насущный хлеб свой этим добывая.
Как гулко в гроб ударил первый ком!
Он верно труп в гробу заставил вздрогнуть.
Но глуше все становятся удары,
Стихают и затихли. Ни один
Отныне звук из нашей шумной жизни
Туда, в сырую келью, не домчится:
Ни сладкий шум весны, ни пенье птиц,
Ни грома гул, ни бури завыванье.
Растет могильный холм. Когда ж он вырос,
Крест белый водрузив, к другой могиле
Усталые могильщики ушли.
И страшный холм, итог зловещий жизни,
Остался перед нами. Вот в обмен
За милый прах земля что возвратила!
Тупая скорбь нам всем сжимала грудь,
Но миг ― один, ― и люди догадались
Утешиться: могильный холм и крест
Личиной из венков одели ярко,
Вздохнули с облегченьем, и цветы
На память рвали и плели букеты.
Припомнили умершего стихи
И громко над могилой их читали,
Одушевляясь ритмом их живым,
И мыслью честной, и порывом страстным.
И вдруг толпа забыла ужас смерти,
И жажда жить в сердцах проснулась юных,
В глазах отвага смутная зажглась.
И с грустью за толпою наблюдал я.
Слова, эмблемы, внешние покровы
Бессильны над душой моей давно.
И, стоя близ украшенной могилы,
Я в мыслях созерцал лишь то, что есть.
Я видел под землей твой гроб, товарищ,
И в гробе ― обезличенный твой прах,
Холодный, влажный, чувствам нестерпимый.
Но на него глядел я неотвратно,
Скорбя, что сам таким же стану прахом.
Я видел, как, почуяв новый труп,
Спешили черви из могил соседних,
Пришли ― и гроб осадой обложили.
Защиты нет от полчищ их немых…
Я видел над твоей могилой странной
Цветник ― полуживой, полуподдельный,
Как чувства тех, кто здесь его воздвиг.
Железный лавр давил на ветви пальмы;
Их темную, блестящую листву
Пестрили звезды ярких иммортелей.
И незабудки ― дети влажных низин ―
Взирали с удивлением невинным
На жесткие, пушистые цветы,
Еще при жизни высохшие сердцем
От распаленных ласк нагорных ветров.
А меж цветов, твою вещая славу,
Белел атлас широких, пышных лент.
И видел я толпу передо мною.
Сердца, как лица, были все открыты ―
Себялюбиво робкие сердца.
Промчится час ― и все уйдут беспечно
К своим трудам бесцельным и досугам,
И образ твой в их памяти мелькнет
Одной из волн житейского потока.
И видел я великую природу,
Объявшую нас всех своею тайной.
Стволы берез внимали нам. Внимал
Зеленоватый ствол осины юной.
Казалось, в ней уже дрожали соки
Весны. Недолго ждать ― твою могилу,
Забытую людьми ― ее сережки,
Как гусеницы нежные, устелют.
Сквозным шатром над головой моею
Чернели ветви тонкие вершин.
Над ними галки в воздухе кричали,
О чем, ― как знать? Быть может, и они
Товарища тем криком хоронили.
Над ними тучи серые дремали
И чуть заметно глазу волновались.
А выше туч вселенная блистала,
Для взора ― явь, для мысли ― дивный сон,
Немое зеркало, где отразилось
Ничтожество земное и величье ―
Нетленный храм и вместе божество,
И вместе жрец коленопреклоненный ―
Нетленный храм бессмертья и любви,
Которого порог мы видим всюду,
А скинию заветную ― нигде…
Безвременно усопшего поэта.
Он завещал друзьям свой кроткий образ,
Отчизне ― песни, всем ― свою печаль.
За гробом шла не малая толпа
Поклонников, друзей и любопытных.
Был мутный и холодный зимний полдень.
Глубокий снег кладбище покрывал,
Дремали мирно голые березы.
И шествие, вступивши за ограду,
Казалось, вдруг исчезло меж крестов.
Но вот кругом зияющей могилы
Сплотились все опять, держа венки.
С протяжным, грустным пеньем белый гроб
Спустили в ночь могильную ― и речи
Обычные чредою потекли.
Какой-то журналист над свежим прахом
С врагом давнишним счеты свел. Другой
Покойника хвалил, не забывая
Хвалить себя. Неведомый поэт
Прочел стихи, где посулил бессмертье
Умершему. Стихи казались гладки
И счастие доставили творцу
На целый день, быть может, на неделю.
Уж речи все окончились. Вдруг кто-то
Протискался и нервно зарыдал,
И всех потряс, и всем глаза увлажил.
И вот конец. Раздвинувши толпу,
Поденщики, уставши ждать, поспешно
Поэта прах засыпали землей,
Насущный хлеб свой этим добывая.
Как гулко в гроб ударил первый ком!
Он верно труп в гробу заставил вздрогнуть.
Но глуше все становятся удары,
Стихают и затихли. Ни один
Отныне звук из нашей шумной жизни
Туда, в сырую келью, не домчится:
Ни сладкий шум весны, ни пенье птиц,
Ни грома гул, ни бури завыванье.
Растет могильный холм. Когда ж он вырос,
Крест белый водрузив, к другой могиле
Усталые могильщики ушли.
И страшный холм, итог зловещий жизни,
Остался перед нами. Вот в обмен
За милый прах земля что возвратила!
Тупая скорбь нам всем сжимала грудь,
Но миг ― один, ― и люди догадались
Утешиться: могильный холм и крест
Личиной из венков одели ярко,
Вздохнули с облегченьем, и цветы
На память рвали и плели букеты.
Припомнили умершего стихи
И громко над могилой их читали,
Одушевляясь ритмом их живым,
И мыслью честной, и порывом страстным.
И вдруг толпа забыла ужас смерти,
И жажда жить в сердцах проснулась юных,
В глазах отвага смутная зажглась.
И с грустью за толпою наблюдал я.
Слова, эмблемы, внешние покровы
Бессильны над душой моей давно.
И, стоя близ украшенной могилы,
Я в мыслях созерцал лишь то, что есть.
Я видел под землей твой гроб, товарищ,
И в гробе ― обезличенный твой прах,
Холодный, влажный, чувствам нестерпимый.
Но на него глядел я неотвратно,
Скорбя, что сам таким же стану прахом.
Я видел, как, почуяв новый труп,
Спешили черви из могил соседних,
Пришли ― и гроб осадой обложили.
Защиты нет от полчищ их немых…
Я видел над твоей могилой странной
Цветник ― полуживой, полуподдельный,
Как чувства тех, кто здесь его воздвиг.
Железный лавр давил на ветви пальмы;
Их темную, блестящую листву
Пестрили звезды ярких иммортелей.
И незабудки ― дети влажных низин ―
Взирали с удивлением невинным
На жесткие, пушистые цветы,
Еще при жизни высохшие сердцем
От распаленных ласк нагорных ветров.
А меж цветов, твою вещая славу,
Белел атлас широких, пышных лент.
И видел я толпу передо мною.
Сердца, как лица, были все открыты ―
Себялюбиво робкие сердца.
Промчится час ― и все уйдут беспечно
К своим трудам бесцельным и досугам,
И образ твой в их памяти мелькнет
Одной из волн житейского потока.
И видел я великую природу,
Объявшую нас всех своею тайной.
Стволы берез внимали нам. Внимал
Зеленоватый ствол осины юной.
Казалось, в ней уже дрожали соки
Весны. Недолго ждать ― твою могилу,
Забытую людьми ― ее сережки,
Как гусеницы нежные, устелют.
Сквозным шатром над головой моею
Чернели ветви тонкие вершин.
Над ними галки в воздухе кричали,
О чем, ― как знать? Быть может, и они
Товарища тем криком хоронили.
Над ними тучи серые дремали
И чуть заметно глазу волновались.
А выше туч вселенная блистала,
Для взора ― явь, для мысли ― дивный сон,
Немое зеркало, где отразилось
Ничтожество земное и величье ―
Нетленный храм и вместе божество,
И вместе жрец коленопреклоненный ―
Нетленный храм бессмертья и любви,
Которого порог мы видим всюду,
А скинию заветную ― нигде…
