Поэзия жива свободой и любовью.
На каторге, в тюрьме, в изгнании ― жива,
на бойне, где народ причислен к поголовью
и меньшинство идет в желудок большинства.
Но всюду ― тайники, убежища, укрытья:
то щель в глухой стене, то свет в чужом окне.
В сугробе, в сапоге, во рту, в мозгу, в корыте
спасаются стихи ― в копне и в дряхлом пне, ―
и спросит юный внук у бедного Адама: ―
А где ты был, Адам, инструктор ПВО [пэ вэ о],
когда стерег Руслан безумье Мандельштама?
― Я был, где большинство, а он ― где меньшинство.
У черта на рогах, в трубе и в готовальне
спасаются стихи по воле меньшинства,
чтоб совесть большинства была еще кристальней,
когда промчится слух: Поэзия ― жива!..
… когда примчится весть о меньшинстве великом,
которое сожрал кровавый людофоб,
усатый лилипут с изрытым оспой ликом
и толпами рабов, его лобзавших гроб.
Ни мертвый, ни живой не прекратит свободу
Поэзии, чей дух не брезгует бедой.
Поэты ― меньшинство, дающее народу
дышать, дышать, дышать―/ хоть в стебель под водой!
1982