День отошел. Отяжелевший, лег,
Как вол послушный или слон рабочий, ―
И эти двадцать или тридцать строк
Едва-едва я выпрошу у Ночи.
Не выпрошу ― так вырву… Карандаш,
Покорный друг видений, льнущих к окнам, ―
Еще одни стихи ты мне отдашь,
Что зачинались ямбом пятистопным…
А нужно мне сказать лишь об одном:
О том, что сердце, стиснутое в обруч
Томления, оберегало днем
И что теперь взошло, как женский образ.
Не назову, не выскажусь ясней,
Не обозначу знаком, цифрой, годом,
Не намекну, не прошепчу во сне,
Не зашифрую самым строгим кодом…
… Спасибо, Ночь. Спеши над миром течь
Туманами, огнями голубыми…
А мне, как заговорщику, беречь
Еще Гомеру ведомое имя.
Харбин, 1931
Как вол послушный или слон рабочий, ―
И эти двадцать или тридцать строк
Едва-едва я выпрошу у Ночи.
Не выпрошу ― так вырву… Карандаш,
Покорный друг видений, льнущих к окнам, ―
Еще одни стихи ты мне отдашь,
Что зачинались ямбом пятистопным…
А нужно мне сказать лишь об одном:
О том, что сердце, стиснутое в обруч
Томления, оберегало днем
И что теперь взошло, как женский образ.
Не назову, не выскажусь ясней,
Не обозначу знаком, цифрой, годом,
Не намекну, не прошепчу во сне,
Не зашифрую самым строгим кодом…
… Спасибо, Ночь. Спеши над миром течь
Туманами, огнями голубыми…
А мне, как заговорщику, беречь
Еще Гомеру ведомое имя.
Харбин, 1931