Алейжадиньо
Жил в сердце продавца реликвий
престольный праздник, ― а пока
он радовался каждой тыкве,
солдату проданной с лотка.
Лазурь, деревьями плантаций
изорванная на клочки,
шла на закате обмываться
прохладой меркнущей реки.
Потом, раздвинув покрывала
двух субтропических стихий,
деревня мирно почивала
на белом лоне литаний.
Пока судачили трещотки ―
насельницы монастыря,
лучом перебирала четки
за них вечерняя заря.
Здесь, брошенный в поселок сонный,
казался пришлым и чужим
мулат, ваятель прокаженный:
виденьем страшным одержим,
мір ссадин и кровоподтеков,
мір осьминогов и акул
он втискивал в черты пророков,
в нагроможденье жил и скул,
кощунством непрощенной муки,
безличным холодом судьбы
сводил заломленные руки,
насупливал крутые лбы.
27. III. 1970