Мне в подарок приносит время
Столько книг, и мыслей, и встреч,
Но еще легковесно бремя
Для моих неуставших плеч.
Я широк, как морское лоно:
Всё объемля и всё любя,
Все заветы и все знамена,
Целый мір вбираю в себя.
Но, когда бы ведать, что с детства
Я Китаю был обручен,
Что для этого и наследства,
И семьи, и дома лишен, ―
Я б родился в городе южном ―
В Баошане или Чэнду ―
В именитом, степенном, дружном,
Многодетном старом роду.
Мне мой дед, бакалавр ученый,
Дал бы имя «Свирель Луны»,
Или строже: «Утес Дракона»,
Или тише: «Луч Тишины».
Под горячим солнцем смуглея,
Потемнело б мое лицо,
И серебряное на шее
Всё рельефней было б кольцо.
И, как рыбки в узких бассейнах
Под шатрами ярких кустов,
Я бы вырос в сетях затейных
Иероглифов и стихов.
Лет пятнадцати, вероятно,
По священной воле отца,
Я б женился на неопрятной,
Но богатой дочке купца.
Так, не зная, что мір мой тесен,
Я старел бы, важен и сыт,
Без раздумчивых русских песен,
От которых сердце горит.
А теперь, словно голос долга,
Голос дома поет во мне,
Если вольное слово «Волга»
На эфирной плывет волне.
Оттого что, при всей нагрузке
Вер, девизов, стягов и правд,
Я ― до костного мозга русский
Заблудившийся аргонавт.
29. VI. 1947 Шанхай
Столько книг, и мыслей, и встреч,
Но еще легковесно бремя
Для моих неуставших плеч.
Я широк, как морское лоно:
Всё объемля и всё любя,
Все заветы и все знамена,
Целый мір вбираю в себя.
Но, когда бы ведать, что с детства
Я Китаю был обручен,
Что для этого и наследства,
И семьи, и дома лишен, ―
Я б родился в городе южном ―
В Баошане или Чэнду ―
В именитом, степенном, дружном,
Многодетном старом роду.
Мне мой дед, бакалавр ученый,
Дал бы имя «Свирель Луны»,
Или строже: «Утес Дракона»,
Или тише: «Луч Тишины».
Под горячим солнцем смуглея,
Потемнело б мое лицо,
И серебряное на шее
Всё рельефней было б кольцо.
И, как рыбки в узких бассейнах
Под шатрами ярких кустов,
Я бы вырос в сетях затейных
Иероглифов и стихов.
Лет пятнадцати, вероятно,
По священной воле отца,
Я б женился на неопрятной,
Но богатой дочке купца.
Так, не зная, что мір мой тесен,
Я старел бы, важен и сыт,
Без раздумчивых русских песен,
От которых сердце горит.
А теперь, словно голос долга,
Голос дома поет во мне,
Если вольное слово «Волга»
На эфирной плывет волне.
Оттого что, при всей нагрузке
Вер, девизов, стягов и правд,
Я ― до костного мозга русский
Заблудившийся аргонавт.
29. VI. 1947 Шанхай
