Переходя из первой части гневливый Ахиллес растопчет черепаху.
Она не вызовет участья у строгого читателя. Он занят
мыслительными мыслями, и участь каких-то рыбы, зверя или птахи
не трогает его ― если он думает о них, то сами, мол, с усами
спасайтесь, множьтесь, а экологи планеты
иначе представляют всю проблему.
Они считают ― Ахиллеса нету
и строить стали инаковую лемму.
Вот Ахиллес, мол, сам собой пусть занимается,
но ежели он уничтожит черепаху, то ему
в конце концов похабно станет самому.
Он будет маяться. Он очень будет маяться.
Все в прошлое уйдет. И воздух, и вода.
Куда деваться нам тогда? Куда?
Гнев, коий мудрых в неистовство вводит, ―
это ли признак любви к предлогу того самого гнева?
Ходит по валу ушедшая за полночь дева
и вся как есть достойным счастьем дышит.
Она красавица, и опыт всяких уродин
не годится для осмысленья ее поведенья.
Знаки в речи, так сказать, любой дурак слышит
и любой дурак вокруг этого дела колобродит,
приговаривая: ах! вы сени, мои сени.